Переписка с Н. Ф. фон Мекк
271. Мекк - Чайковскому
Arcachon,
1880 г. июля 27-29. Аркашон.
27 июля 1880 г.
Дорогой, несравненный друг! Не знаю, как и благодарить Вас ва то, что вы не считаетесь со мною письмами. Я такой несчастный человек в нынешнем году, что никак не могу делать того, что мне хочется. Вообще нынешнее путешествие у меня наполнено неудачами, в особенности этот переезд от Interlaken до Arcachon и пребывание здесь...
Можно было думать, что бедствия кончились,-не тут-то было. Заболевает Юля сильнейшею крапивною лихорадкою, за нею заболеваю я холериною с ужасно тяжелыми припадками, так что дохожу до бреда, подняться с кровати не могу. Пришлось обращаться к доктору....
29 июля.
Не могла окончить своего письма, потому что устала ужасно....
Как я невыразимо счастлива, что Вам нравится в Симаках, дорогой мой друг, и как еще более я жалею, что меня нет в Браилове. Благодарю Вас от всей глубины сердца за те счастливые минуты, которые мне доставляет Ваше пребывание в Симаках и Ваше милое и доброе отношение к Браилову. Вы делаете мне его еще более дорогим. А мне очень досадно, я должна извиниться перед Вами, милый друг мой, в том, что имели une contrante [неприятность, досаду.] однажды, когда хотели поехать на лодке и ее не оказалось на месте, но зато же этого дерзновенного, который позволил себе взять ее, граф Сципио очень хорошо и эффектно вознаградил: тотчас же уволил его без всяких разговоров. Это был один из служащих на фольварке.
Как интересно мне было читать Ваши заметки о Глинке. У меня из разных отрывочных данных составилось об нем понятие, как о пошлом человеке, и о записках его я знала, но не читала их. Скажите, Петр Ильич, они есть в печати? Их-можно достать без затруднения?
Как мне совестно, милый друг, за мою ветреность относительно Вас, вследствие которой Вам пришлось подбирать ключ к моим библиотекам, и, главное, мы именно специально говорили о том, чтобы все библиотечные шкапы оставить не замкнутыми для Вас, а я вдруг засуетилась перед отъездом, да и замкнула. Тысячу раз прошу извинения.
Не знаю, как и благодарить Вас, мой бесценный, за обещание аранжировать “Орлеанскую деву” в четыре руки. Это будет огромное наслаждение для меня играть ее, но прошу Вас убедительно, друг мой, никак не торопиться с этим. Уж когда я знаю, что это будет непременно, так буду терпелива. Очень, очень жаль, что для “Орлеанской девы” нет подходящей primadonn'bi. Мне Рааб очень не нравится, у нее всего недостает; я не понимаю, отчего с нею так носятся. Каменская мне больше нравилась, Макаровой я совсем не слышала.
Я сама не проигрывала ни “Marie Magdeleine” Massenet, ни “Carmen” Bizet, но в настоящее время, сколько я могу судить по словам музикуса Bussy, который у меня теперь живет, Bizet ставят очень высоко в музыкальном мире в Париже. По этому экземпляру, т. е. M. de Bussy, моему пианисту из Парижа, я окончательно убедилась, что никакой и параллели проводить нельзя между парижскими и нашими русскими пианистами, настолько наши неизмеримо выше как музыканты и как техники, а ведь мой est un Laureat [Лауреат-ученик консерватории, получивший при выпуске лучший отзыв.], получил premier prix [первую награду] при окончании в нынешнем году. Работает теперь на prix de Rome [Стипендия, командировка в Рим на один год для усовершенствования.], но это все дребедень, ничего не стоящая.
Какая у Вас удивительная память, Петр Ильич, как Вы детально верно определили, где находится Zasenberg; это именно то место. Здесь мой Саша увлекается морем, у него вообще страсть к мореплаванию.
Мое здоровье и Юлино лучше; я думаю, что нам полезнее в лесу жить. Юля, Соня, Милочка, Коля, Саша и Влад[ислав] Альб[ертович] все шлют Вам их задушевные поклоны и глубочайшее почтение. Влад[ислав] Альб[ертович] в восторге от Вашего позволения писать Вам. До свидания, милый, несравненный друг. Не забывайте всегда и везде горячо и неизменно Вас любящую
Н. ф.-Мекк.