Переписка с Н. Ф. фон Мекк

302. Мекк - Чайковскому

Флоренция,

24 октября 1880 г.

Милый, бесценный друг! Спешу написать Вам несколько слов для того, чтобы мое письмо застало Вас еще в Каменке и мой ответ и мои просьбы пришли вo-время. В ответ на Ваш вопрос: долго ли я пробуду во Флоренции? -я скажу, что, к сожалению, не дольше 6 декабря, потому что на обратном пути мне надо остановиться на несколько дней в Вене....

Просьба же моя убедительная состоит в том, чтобы Вы были так добры, мой дорогой друг, выпросили для меня у Александры Ильинишны еще по одному экземпляру фотографий ее и всего ее семейства. Мне ужасно хочется иметь их и в Москве и в Браилове, так как я живу и там и там, и, пожалуйста, нельзя ли и фотографию Льва Васильевича. И если Александра Ильинишна будет так милостива, что даст мне их все, то будьте так добры, дорогой мой, привезите мне их во Флоренцию, если приедете еще при мне, в противном случае убедительно прошу послать мне их в Браилов. Тысячу раз благодарю Вас, милый друг мой, за сообщение мне цветов Ваших прелестных племянниц и Ваших. Портреты барышень я уже заказала, но с Вашим для меня случилось большое горе. Я поручила Коле прислать мне из Петербурга несколько Ваших фотографий, из которых и хотела заказать раскрашенный портрет. От Коли получила уведомление, что он выслал фотографии, но вот целый месяц я их жду и не могу дождаться. Очевидно, они пропали. Я написала Коле, чтобы он послал вторично, но надо очень долго ждать. Если у Вас есть Ваша фотография, Петр Ильич, поделитесь со мною. А вот я была бы Вам безгранично благодарна, если бы Вы снялись теперь в Москве и уделили бы мне несколько экземпляров; quen pensez-vous, mon adorable ami? [что Вы об этом думаете, мой обожаемый друг?] Я все у Вас что-нибудь выпрашиваю, простите, видно уж мне так на роду написано.

Слушала вчера Вашу “Орлеанскую деву”, милый друг мой. Как хорош последний дуэт Иоанны и Лионеля, восхитителен, но все-таки наибольшее, потрясающее впечатление на меня производит сцена Дюнуа с королем. Это неподражаемо, убийственно хорошо! Как великолепно, поразительно хорошо музыка изображает непоколебимость натуры, глубину отношений, силу убеждения одного и мечтательную, женственную нежность и слабость другого, потом разбуженное достоинство и мужество, в котором сливаются обе натуры в воинственных выражениях и т. д., и т. д. Я не могу слушать без нервной дрожи эту сцену. От этой фразы у меня повертывается вся внутренность,-так слышишь в ней эту горячую просьбу, это пламенное желание разбудить спящую натуру. Боже мой, чего Вы не умеете изобразить! Сам бог не наделил человека такою способностью чувствовать, какую Вы ему даете! Но однако довольно. Вы человек поэтически-набожный, я не хочу Вас скандализировать....

Ах, да, было и забыла сказать, что, по зрелом размышлении, я еще не дам своему французику “Орлеанской девы”. Я очень боюсь, что эти шарлатаны французские композиторы, как Massenet, Deslibes, Godard и проч., и проч., наворуют из Вашей оперы полные карманы и потом будут восхищать парижскою публику, как своим собственным. Уверяю Вас, Петр Ильич, что они постоянно воруют у Вас. На днях мы играли в четыре руки Вашу Первую симфонию. Я в первый раз слышала это сочинение и уверяю Вас, что они и оттуда накрали себе надолго материалов.

Сходство Bussy с Ант[оном] Рубинштейном я также уже раньше заметила. Я думаю, что ему предстоит хорошая будущность, потому что он предан своему делу всем существом и только им и интересуется в жизни, хотя натуры очень ветреной, вполне французской, но сердце очень доброе. Танцы его аранжировки я и сама хотела послать Юргенсону, но предварительно, если позволите, милый друг, покажу Вам....

До свидания, мой дорогой, несравненный друг. От души желаю Вам успеха в Москве с постановкою произведения Модеста Ильича. Всем сердцем горячо Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

Фотография, которую Вы увидите у меня в руке, есть портрет моего любимца Волички.

дальше >>