Переписка с Н. Ф. фон Мекк
19. Чайковский - Мекк
Неаполь,
22 февраля/6 марта 1882 г.
Дорогая моя! Что за прелесть, что за очаровательная личность Ваш Саша! Как он умен, как наблюдателен, как верна его характеристика семейства сестры! Но, главное, как мил и трогателен тон его переписки с Вами. Это не те сухие, подобные докладу подчиненного начальнику, письма, какие по большей части пишут дети родителям, когда они пришли в такой возраст, что уже утратилась прежняя детская потребность именно матери открывать тайники своего сердца! Видно, что Вы для него не только решительница и повелительница его судьбы, которую он уважает и любит, потому что родителей следует уважать, любить и повиноваться им. Видно, что Вы для него его лучший, ближайший друг, которому более, чем кому-либо, хочется поверить всё, что есть на сердце и на уме. И еще знаете, что я скажу Вам по поводу писем Саши? Весьма часто, почти всегда, мальчики его возраста, как бы ни любили и ни уважали свою мать, уже должны многое скрывать от нее, многое умалчивать. У Саши нет ничего такого, что он не мог бы передать и сообщить Вам. Письмо его дышит девственною чистотою чувств и мыслей. Простите меня, дорогая! Я не мог удержаться, чтобы не показать этого письма Модесту, и на него оно произвело то же чарующее впечатление. Натура Саши очень родственна Вашей. Мне кажется, что он во многих отношениях более, чем кто-либо из Ваших мальчиков, похож на Вас. Как я радовался, читая слова Вашего сына Коли, касающиеся Анны. И здесь он проявил ту решительность и мужественную прямоту, которые ему свойственны. Радуюсь безмерно, что он “к Вашим услугам”, и скажу Вам, дорогая моя, что исполнение этого желания нашего и сестра и Лев Вас[ильевич] считают величайшим счастием. Они совершенно очарованы Колей и Сашей. Сестра пишет: “До какой степени тронул нас приезд Н. и А. Мекк, я сказать не могу. Ну, что за чудные дети! Я с радостным чувством заглядываю вперед и мечтаю об осуществлении наших предположений. Надо быть такими, каковы они есть, чтобы, не скучая и не сожалея, провести с нами четыре из немногих своих свободных дней, да еще всё уверяя нас, что им с нами хорошо. Когда будешь писать Н. Ф., скажи ей, [что] мы все горячо благодарим ее за то, что она позволила своим мальчикам порадовать нас своим посещением. В Каменку они дали слово быть в конце мая”.
Какие Ваши планы, друг мой? Возможно ли будет Вашим сыновьям исполнить это обещание?
На Капpи я никогда еще не был, но буду. На Везувий ровно год тому назад я подымался по “Funiсulorа” и был на самом краю кратера. Это зрелище поразительно страшно, но снова восходить до самого кратера я не намерен. На меня сделали отвратительное впечатление четыре гида, которые тащили меня к кратеру и потом, отошедши оттуда немного, в душной серной атмосфере, на расстоянии нескольких вершков от потока еще не остывшей лавы, изверженной в предыдущую ночь, стали требовать от меня противозаконно (ибо за них вперед платится) денег и весьма нагло заставили заплатить какую-то феноменально большую сумму. Как только позволит погода, которая очень нехороша, я собираюсь прежде всего в Помпею, которую люблю до страсти. Но, увы! Кажется, не скоро мы дождемся хорошей погоды. Неаполитанцы предсказывают целый месяц скверной погоды.
Милый друг! Мне кажется, что цифра приданого невесты Анатолия, сообщенная Вам Вл[адимиром] Карл[овичем], преувеличена. Брат пишет мне, что отец обещал дочери давать ей семь тысяч в год. Но тут тоже преувеличена скромность размеров ее будущего состояния. Я склонен думать, что нужно взять середину между двумя крайностями. Во всяком случае, они материально обеспечены, но меня радует всё, что мне пишут о нравственных качествах братниной невесты, гораздо более, чем ее богатство.
От всей души благодарю Вас, дорогой друг, за письмо Саши и возвращаю его Вам.
Беспредельно преданный Вам
П. Чайковский.