Переписка с Н. Ф. фон Мекк

269. Чайковский - Мекк

Майданово,

3 апреля 1885 г.

1885 г. апреля 3 - 9. Майданово.

Дорогой, бесценный друг!

После полуторанедельного странствования я вернулся, наконец, в свое Майданово. Всю Вербную и Страстную неделю я проработал, не давая себе почти вовсе отдыха, чтобы во что бы то ни стало к празднику кончить. В Страстную субботу все было готово, и я приехал в Москву к заутрени несовсем здоровый. Проведши не особенно хорошо и весело праздники, в конце Пасхальной недели я отправился в Петербург, где мне необходимо было повидаться с Полонским, автором либретто “Кузнеца Вакулы”, дабы испросить его разрешения на напечатание оперы в новом виде. Я провел в Петербурге около четырех дней, посвятив их свиданию с родными и обычной беготне, столь же скучной, сколько и утомительной. В понедельник на Фоминой уехал в Москву, чтобы присутствовать при встрече вел. кн. Константина Николаевича, приезжавшего для присутствования на консерваторском оперном спектакле. Так как я теперь состою членом дирекции Музыкального общества, то невозможно было избегнуть утомительного и тягостного для меня официального присутствования при приеме вел[икого] кн[язя]. Весь вчерашний день и всё сегодняшнее утро пришлось почти неотлучно быть при нем. Спектакль прошел недурно, но опера “Водовоз” очень скучная, и никаких выдающихся талантов по части пения не оказалось. Но зато сегодняшнее музыкальное утро в-консерватории оставило во мне самое приятное впечатление. Вел[икий] князь был в совершенном восторге. Между прочим, и ему и мне очень понравился как пианист брат Владисл[ава] Альбертовича. Он чрезвычайно мило и изящно сыграл партию фортепиано в квартете Шумана. Один четырнадцатилетний мальчик, по фамилии Корещенко, обещает быть первоклассным талантом. Превосходно была исполнена соната Баха всеми учениками старшего скрипичного класса в унисон.

Проводив вел[икого] кн[язя] и не успев даже заехать к Коле и Анне (Колю, к моему величайшему удовольствию, я встретил по дороге к вокзалу), я поспешил к себе домой. Час тому назад приехал и в числе нескольких ожидавших меня писем нашел Ваше дорогое письмо, за которое премного благодарю Вас, драгоценный, милый друг мой.

Благодарю Вас от души за посылку статьи “Нов[ого] времени”. Я ее читал уже прежде, и она доставила мне удовольствие теплотой тона. Я никогда не оскорбляюсь и не огорчаюсь печатным указанием моих недостатков, ибо сам превосходно сознаю их, но меня глубоко уязвляет враждебный и холодный тон, которым, например, бывают проникнуты отзывы обо мне г. Кюи. Вообще только с недавнего времени русские газеты (особенно петербургские) стали доброжелательно ко мне относиться. Сам г. Иванов, автор статьи “Нов[ого] вр[емени] ”, еще не очень давно писывал обо мне высокомерно, холодно и не особенно доброжелательно, несмотря на то, что когда-то в течение трех лет я давал ему в Москве даровые уроки теории музыки и ничем, казалось бы, не заслужил враждебности. Никогда не забуду, как я был уязвлен его бранной статьей лет десять тому назад об моей опере “Кузнец Вакула”.

Ларош в этом году немного встрепенулся благодаря влиянию своей жены, глубоко любящей и преданной ему. Он написал несколько хороших статей и посещает свои консерваторские классы усерднее прежнего. Но во всём этом нет ничего прочного. По временам он по-прежнему впадает в состояние полного умственного и нравственного бессилия, и хотя радуешься, когда он из него выходит, но боишься за него и предвидишь, что вспышка энергии не будет продолжительна. Во всяком случае, ему нужна нянька; сам по себе он, как малый ребенок, не может сделать ни шагу. В прошлом году от времени до времени я брал на себя эту, роль няньки, пока жены его не было в Москве. Теперь жена воротилась, отношения его к ней превосходны, и она имеет на него самое благодетельное влияние. Но в том-то и дело, что и самые отношения эти непрочны. Весьма недавно они были на ножах и разъехались, было, навсегда.

9 апреля.

Только что вернулся из новой поездки в Москву. Там узнал я, что Вы уже в Москве, милый друг! Радуюсь, что Вы благополучно совершили свой путь. Я надеюсь, что мне удастся теперь дней десять провести в одиночестве и в работе.

Будьте здоровы, дорогая моя! Дай бог Вам всякого благополучия.

Беспредельно Вам преданный

П. Чайковский.

дальше >>