Жизнь Чайковского. Часть I (1840 — 1852)

Другая часть письма обыкновенно посвящается напоминаниям родителям о их обещании приехать и жалобой на тоску по ним. Видно, что только перспектива этого будущего счастья дает ему силу мириться с настоящим. Вот один из вариантов этого неизбежного отдела каждого письма, писанного к отцу в конце декабря из класса: «Ну вот, уже скоро настанет тот месяц (Илья Петрович обещал приехать в феврале 1851 года.), которого я жду с нетерпением, и когда я действительно поцелую ваши прекрасные ручки; кажется, я тогда буду, как в раю. Извините, милая мамашенька, что я вас также жду к февралю, но у меня есть какое-то предчувствие, что я вас увижу и расцелую. Я вижу, что Коля гораздо тверже меня характером, потому что он не так скучал».

Оканчиваются письма обращениями ко всем членам семьи, не говоря уже, что без исключения во всех посылаются поклоны и гувернанткам, и боннам, и знакомым, причем видно, что когда он пишет, то, действительно, имеет перед глазами каждого, потому что каждому говорит подходящее, интересующее его или приятное.

Для того чтобы читатель мог составить себе понятие об этих письмах, привожу одно из них целиком с сохранением правописания подлинника. Писано оно в середине ноября 1850 года.

Милые и прекрасные Папаша и Мамаша!

Вы не можете вообразить как я был рад, когда получил от вас письмо, милая мамашенька! Я до сих пор еще у Модеста Алексеевича сегодня ровно (Пропущено число недель в подлиннике.) недель оттого что в классе скарлатина. Прошлую субботу я не видел Колю, у него еще свинка, но сегодня я его с нетерпением ожидаю.

Я очень скучаю, милая мамашенька и Папаша, но Модест Алексеевич такой добрый и Надежда Платоновна также, что я утешаю себя этим.

Прошлое Воскресенье я был с ними в балете. В Январе я с час на час буду ждать вас мои чудные, прекрасные с Модей и Толей потому что мне очень без вас скучно.

Хорошо ли Вы доехали, мои милые; Ах! я очень бы желал видеть те радости, когда вы приехали в Алапаиху. Милый мой Папаша верно очень обрадовался когда увидел Мамашу, Сестрица верно побежала скорее за обедом, а тетя Лиза за ковром, который хотела подарить вам к приезду. Здесь уже на улице давно снег но ездют все еще все на колесах. Мне очень будет весело когда приедет Николенька сегодня вечером. Коля Ва-кар просто Ангельчик я его очень люблю. Он недавно молился Богу вспомнил о Коле и хотел молиться за него Богу, потому что он был болен.

Прощайте мои прекрасные Ангелы целую ваши ручки и прошу вашего благословения. Ваш сын П. Ч.

Милая Тетя Лиза и Сестрица! и вам непременно хочу написать несколько слов мои милые, но мне совершенно нечего написать кроме того, что я вас очень, очень люблю.

Поцелуйте за меня моих милых кузин Малю, Мину и Катю и прошу поклониться (Марья Егоровна Фосс. Сначала была простой бонной в семье Шоберт, а впоследствии своими высокими качествами ума и сердца стала почтенным другом всей семьи Чайковских и Шоберт. «Je crois bien!» была ее шутливая прибаутка.) «je crois bien» Машурочку. Прощайте мои милые, ваш племянник и брат П. Ч.

Милые сестры Зина и Саша, я думаю что вам очень было весело когда вы приехали домой увидели трех Ангелов: Папашу, Модю и Толю. Поцелуйте и расцелуйте за меня этих двух херувимов, Толю и Модю. Прощайте, мои милые сестры! Ваш брат П. Ч.

Милый брат Поля! Воображаю как ты был рад когда Мамаша тебе подарила саблю, сумку и каску. Поцелуй за меня мою милую Каролину. Прощай милый Поля. Твой брат П. Ч.

Как ни была мрачна жизнь у М. А. Вакара, в заведении она была еще мрачнее. Там бедный мальчик, как он сам потом рассказывал, уже ничего не мог делать — только вечно вздыхать все о том же и втихомолку плакать. Все окружающее представлялось ненавистным, холодным и безучастным, пока, наконец, само начальство не обратило внимания на эту неутешную печаль. Первым сжалился над ней воспитатель, Шильдер-Шульднер, и, как мог, обласкал несчастное создание; но мог-то он, в положении наставника, очень мало: официально поощрять «малодушие» — как называлось тоща тоска по родным — было невозможно, и все участие его выразилось в добрых словах и ласках потихоньку. Другой воспитатель, Василий Мартынович Гоббе, вслед за Шильдером, обратил внимание на бедняжку и довел свою доброту до того, что по праздникам, когда Вакар не мог посылать за ним, приводил его в свою семью. Потом и начальник класса, Берар, тоже старался быть с ним ласковее, чем с другими, и во всю жизнь П. И. хранил об этих людях самое светлое воспоминание. Тоска его была такого рода, что обращала внимание даже посторонних. Мать воспитанника Энгельгардта, совершенно чужая семье Чайковских, так была тронута рассказами об этом горе, что во время своих частых посещений Приготовительного класса вместе с сыном стала вызывать и Чайковского в приемную, ласкала и наделяла лакомствами и даже в праздники навещала его в семействе Вакара.

Это подавленное моральное состояние не отразилось вредно на учении. Прекрасная подготовка, которую читатель может усмотреть из слога и правописания вышеприведенного письма — для десятилетнего мальчика поразительных — и привитая с детства добросовестность в труде сделали то, что он был один из самых первых учеников своего отделения.

← в начало | дальше →