Жизнь Чайковского. Часть III (1861 — 1865)
О светских знакомствах и новостях в этом большом письме нет уж ни слова: надо было работать. Свободное же время Петр Ильич проводит по будням большею частью с отцом. Привязанность к нему, мало проявлявшаяся до сих пор, возросла до высочайшей степени. Никогда прежнее баловство и ласки безграничной доброты Ильи Петровича не вызывали в сыне такой благоговейной благодарности, какую вызвало отношение к тому перевороту, который Петр Ильич задумал в своей жизни. Через 16 лет последний, говоря об этом, выражается так: «Не могу без умиления вспомнить о том, как мой отец отнесся к моему бегству из министерства юстиции в консерваторию. Хотя ему было больно, что я не исполнил тех надежд, которые он возлагал на мою служебную карьеру, хотя он не мог не огорчиться, видя, что я добровольно бедствую ради того, чтобы сделаться музыкантом, но никогда, ни единым словом не дал мне почувствовать, что недоволен мной. Он только с теплым участием осведомлялся о моих намерениях и планах и ободрял всячески. Много, много я обязан ему. Каково бы мне было, если б судьба мне дала в отцы тиранического самодура, какими она наделила многих музыкантов?»
П. К Чайковский. 1862 г.
«Обедаю, — пишет он сестре, — каждый день дома, по вечерам довольно часто бываем с папашей в театре (русском) или играем в карты». Но вскоре и на театр, и на карты уже нет времени. Занятия музыкой не ограничиваются уроками два раза в неделю и отбирают почти все будни. По праздникам же и канунам праздников Петр Ильич весь отдает себя обществу близнецов, приходящих в отпуск из Училища правоведения, так что, не имея времени на визиты, званые обеды и вечера, он мало-помалу совсем отстает от салонной жизни. К тому же, вместо светских людей консерватория знакомит его с новым миром музыкантов-специалистов, и если у него оказывается свободное время, он отдает его уже им.
Среди последних Герман Августович Ларош имел такое огромное значение в музыкальной и интимной жизни Петра Ильича, что я остановлю внимание читателя на этом лице, с этой поры навсегда — первым и влиятельнейшим другом нашего композитора. Ларош родился в Петербурге, 13-го мая 1845 года. Отец его, ганноверец по происхождению, был преподавателем французского языка в течение долгих лет сначала в школе Анненской церкви, а потом в Третьей петербургской гимназии. Мать его, Софья Федоровна, урожденная Фредерици, тоже всю жизнь была педагогом то в качестве содержательницы пансиона, то учительницы, то гувернантки. Чтобы судить, в какой степени хорошо она была подготовлена к этой деятельности, достаточно сказать, что сын ее своим основательным знанием четырех языков (русского, немецкого, французского и английского) и всем первоначальным образованием обязан исключительно ей одной. Никаких других наставников и учителей (за единственным исключением математики) Герман Августович не имел никогда и составляет редкое явление человека, не бывшего и дня в каком-либо учебном заведении до поступления в консерваторию для специального изучения музыки. Ребенок он был слабый, болезненный, нуждающийся в постоянном уходе. Недостатка в таковом не было. С самого раннего детства он всецело принадлежал одной матери и до пятнадцатилетнего возраста был с ней неразлучен, сопровождая ее повсюду в многотрудной, скитальческой и неблагодарной деятельности частного педагога. Умственные способности мальчика, главным же образом память, заботами Софьи Федоровны и вследствие исключительных условий жизни, о которых речь впереди, развивались быстро и роскошно, несколько в ущерб физическому состоянию. Музыкальный талант Германа Августовича сказался и обратил на себя внимание окружающих чрезвычайно рано. Десяти лет уже маленький Ларош имел случай слышать увертюру и марш своего сочинения, исполненными хотя небольшим (всего 20 человек), но все же оркестром, состоявшим из дворовых князя Волконского, в г. Зарайске. В этом же возрасте он получил в подарок «Элементарную теорию музыки» Маркса в переводе Лемо-ха и «Учебник гармонии» Арнольда. Вскоре обе эти книжки он выучил чуть ни наизусть, но, конечно, основательных знаний от этого не приобрел, потому что изучал их без всякой посторонней помощи. Здесь надо сказать, что Герман Августович, обязанный общеобразовательными знаниями матери, во всех остальных своих знаниях, давших ему репутацию одного из образованнейших людей, так же как и в музыкальной подготовке до 1860 года, был обязан самому себе. Дело в том, что Софья Федоровна могла уделять на занятия с сыном только досуг от обязательных, ради насущного хлеба уроков с другими учениками, поэтому в течение дня малое количество часов делила с сыном; большую же часть времени мальчик, а потом юноша, был предоставлен сам себе со строгим запретом не выходить из дома без провожатого. Вследствие этого знакомств со сверстниками Ларош не имел и, долгими часами оставаясь один, предавался усердно занятиям музыкой, композиции и чтению, как музыкальному, так и словесному. Последнее, благодаря знанию языков, было очень разнообразно и обширно. Только в 1860 году начал он систематическое изучение музыки у Дюбюка, в Москве. Первоначально Герман Августович надеялся сделаться виртуозом, но профессор разочаровал его в этом отношении: признал его руки негодными для фортепианной игры и обратил главное внимание на его композиторский талант, заставляя по образцам Гайдна, Моцарта и Баха писать сонаты, квартеты и фуги. Одновременно с этим, в течение 1860 — 61 года до осени 1862 г., знакомство с музыкальной литературой расширялось, во-первых, благодаря более частому, чем прежде, посещению концертов, а во-вторых, благодаря просвещенному любителю, Ф. В. Перлову, с которым Ларош переиграл множество классических произведений Моцарта и Гайдна. Таким образом, в один сезон музыкальная подготовка молодого человека сделала огромные шаги вперед, и летом 1861 года он мог свободно один изучать «Traite de contrepoint et de fugue» Керубини, причем писать двух- и трехголосные контрапункты составляло для него большое удовольствие.