Жизнь Чайковского. Часть III (1861 — 1865)

Во всяком случае, никакой особенной красоты и поэзии в обстановке каменских владельцев не было, и тем не менее Каменка произвела на Петра Ильича чарующее впечатление, затмившее воспоминание роскоши и красоты Тростинца. Зависело это, главным образом, от общества, окружавшего его здесь. Все, начиная с Николая Васильевича, были ему приятны и милы. Последний оказался совсем не таким, как представлялся до личного знакомства. Вместо дикаря, загрубевшего от одинокой жизни в глуши, погруженного в практические соображения хозяйства, педанта, проводящего большую часть дня в библиотеке и презрительно относящегося ко всему, от чего отрекся добровольно на столькие годы, — Петр Ильич очень был обрадован увидеть человека, хотя пожилого, но свежего, сильного, красивого, чрезвычайно приветливого, веселого и очень общительного. Утонченно образованный и начитанный, он, правда, оказался несколько избалованным долгим одиночеством и первенствующим положением среди окружающих, вследствие этого, отчасти, нетерпимым к чужому мнению, но так как во всех взглядах его была печать большого и оригинального ума, а в убеждениях, шедших вразрез с либеральным направлением того времени, — глубокая искренность, то вместо того, чтобы покоробить чуткую впечатлительность Петра Ильича, наоборот, образ этого самобытного и сильного человека приятно поразил его и до известной степени оказал влияние на склад его убеждений.

Дело в том, что Петр Ильич до конца дней своих обходился без строго оформленных политических взглядов и большею частью принимал ту или другую окраску направления, руководясь неопределенными симпатиями и антипатиями к главным вожакам господствовавших мнений. За время жизни его можно отметить несколько колебаний в ту или другую сторону, наступавших совершенно незаметно и, на первый взгляд, неизвестно почему, но, большею частью, всеща в зависимости от отношения к личности деятелей. Происходило это, несомненно, от коренного равнодушия к вопросам этого рода. Но, как бы то ни было, какой-нибудь взгляд, хотя и не очень стойкий, все-таки всеща был в наличности. И вот, степень очарования Николая Васильевича Давыдова сказалась в том, что с этих пор на долгое время политические симпатии Петра Ильича, до этого скорее либеральные, приняли консервативный оттенок.

Главной же причиной отрадного впечатления Каменки была домашняя обстановка Александры Ильиничны, которая представляла собой образец семейной жизни. Счастливее людей трудно было себе представить, и Петр Ильич был охвачен таким умилением и радостью при виде этого, что надолго связал представление жизни каменских жителей с воплощением земного благоденствия На многие годы семья сестры, а с нею и вся Каменка, стала для него лучезарным пунктом, куда охотнее всего он любил укрываться от волнений и тягостей своего существования, ще спустя 12 лет он, наконец, устроил себе постоянное местожительство.

Кроме этих коренных обитателей Каменки, туда на лето приехали теперь уже старые друзья Петра Ильича — Александра Ивановна с дочерьми, а кроме того братья-близнецы. Если прибавить к этому, что в распоряжении его была прекрасная библиотека Николая Васильевича, и что Каменка верстах в двух расстояния имеет прелестные дубовые рощи, а дальше вековые леса и чудные прогулки по скалистым берегам Тясмина, то понятно, почему в письме к сестре Петр Ильич говорит: «никоща в жизни не проводил более приятного лета».

Эти отрадные впечатления не были бы так сильны, если бы к ним не примешивалось сознание исполненного дела. А. Рубинштейн задал своему ученику перевести на русский язык «Руководство к инструментовке» Геварта (Изданное год спустя П. Юргенсоном, в Москве.), что Петр Ильич исполнил в точности, и кроме этого сочинил большую концертную увертюру (С-моль). (Хранится в рукописи, в Клину.)

В музыкальном отношении, впрочем, каменское пребывание некоторым образом разочаровало молодого композитора. Наслышавшись о необыкновенных мелодических красотах малороссийских песен, он надеялся записать их множество и привезти в Петербург массу материала для будущих сочинений. Но этого не случилось. То, что ему удалось слышать, носило характер искусственности и так уступало по красоте и оригинальности великорусским напевам, что записывать почти ничего не было. Вместо целой серии малороссийских мелодий, он увез из Каменки только одну, которую пели постоянно работницы сада. Эту тему он ввел первоначально в струнный квартет, который писал осенью, а потом построил на ней фортепианное «Scherzo a la russe», Op. I.

Во второй половине августа Петр Ильич вместе с близнецами выехал из Каменки в Петербург.

Путешествие от Киева до г. Острова, в наружных местах мальпоста, совершилось при самых неблагоприятных условиях. Вследствие проезда великого князя Николая Николаевича на юг России все почтовые лошади были заняты, и дилижанс, везший нас, должен был довольствоваться обывательскими, управляемыми неопытными в этом деле местными крестьянами. Происходило от этого не только замедление, но и минуты страшной опасности. Я помню, как нас однажды понесли лошади с горы. Мы, обняв друг друга, совершенно приготовились в гибели, и только непостижимым чудом, в тот момент, когда перед нами уже был обрыв к реке, лошади повернули в сторону и выехали на мост. Кроме того, приходилось страдать от голода. Какие были припасы, все оказались уничтоженными большой свитой вел. князя, и двое суток мы, кроме черного хлеба и воды, ничего не имели. «Путешествие от Киева до Петербурга, — пишет Петр Ильич сестре, — было отвратительно. Мы жестоко голодали и чуть-чуть не опоздали к железной дороге. В Гатчине я был свидетелем такой грозы, какой не помню; у меня душа в пятки ушла: молнии так и падали кругом».

← в начало | дальше →