Жизнь Чайковского. Часть IV (1866 — 1877)
№ 88. К А. и М. Чайковским.
Воскресенье, 30 января.
Только что вернулся из Зоологического сада, который здесь очень хорош. Там был сегодня большой праздник, фейерверк и т. д. Неделю эту провел довольно приятно; я имею через Рубинштейна право входа в Коммерческий клуб, в котором есть превосходная библиотека, я набрал из нее множество хороших книг и наслаждаюсь чтением. Над «Пиквикским клубом» Диккенса я смеюсь от души без всяких свидетелей, и иногда эта мысль, что никто не слышит, как я смеюсь, заставляет меня веселиться еще более. Советую вам прочитать эту вещь; уж если довольствоваться чтением беллетристики, то, по крайней мере, нужно выбирать таких писателей, как Диккенс. У него много общего с Гоголем, та же непосредственность и неподдельность комизма, то же умение двумя малейшими чертами изобразить целый характер, хотя глубины гоголевской нет. Уроки мои идут очень успешно, и даже я пользуюсь необыкновенным сочувствием обучаемых мною москвитянок, которые вообще отличаются страстностью и воспламенимостью. На этом месте я был прерван соседями Тар-новскими, приславшими за мной, а оттуда Рубинштейн повез меня в маскарад Большого театра. Робость мало-помалу совершенно проходит. Знакомых несколько прибавилось (к несчастью). Впрочем, все люди хорошие. В том числе, особенно мне нравятся Тарновские, муж и жена, люди очень богатые и страстные любители музыки. Вчера был на блинах у Кашкина. Последний послал Ларошу 10 р. для приезда сюда, и я очень радуюсь при мысли увидать кого-нибудь из петербургских. У нас теперь все комитеты и прения по поводу здешней консерватории; прения эти очень бурны. Я участвовал на днях в составлении устава и написал огромную инструкцию инспектора (Никаких следов этой инструкции не сохранилось.), которая была принята без изменений. О вчерашнем маскараде писать решительно нечего, так как он ничем не отличается от петербургских. Скука такая же непроходимая. Был на этой неделе в Русском театре и видел «Самоуправцы», трагедию Писемского, и прелестную пьесу Н. И. Ольховского «Аллегри».
Объясни мне, Толя, отчего ты получил 5 по физической географии, и будет ли это иметь дурные последствия? О том, как проведете масленицу, напишите мне, пожалуйста, подробнее. Я, со своей стороны, расскажу вам все, что будет интересного. Вероятно, если приедет Ларош, проведу время неразлучно с ним. Начинаю подумывать об опере. Все либретто, подаренные мне Николаем Григорьевичем, оказались безмерно плохи. Я остановился на другом сюжете и хочу сам составить слова. Это будет простая передежа одной трагедии. Здесь есть, впрочем, поэт Плещеев (Алексей Николаевич Плещеев, с которым П. И. познакомился в Артистическом кружке и с этой поры до самой смерти был большим приятелем его.), который согласился помогать мне в этом. Прощайте, мои милые!
№ 89. К А. Чайковскому.
6 февраля.
Милый мой Толяша, прости, что не сейчас написал тебе ответ. Я рассудил, что лучше будет, если письмо придет к тебе в Училище (где, может бьггь, тебя рассеет), чем в вихре масленицы. Отвечаю на твое письмо от 22 января, которое я получил 31-го. Хорош Апухтин! (Анатолий Чайковский писал: «Апухтин уверяет меня, что ты писал ему, будто бы я веду себя относительно тебя очень худо. Сначала, без сомнения, я не поверил ему, но потом он так убедительно говорил, что я начал немножко верить ему, хотя не вижу причины такого обо мне мнения».) Касательно преследующей тебя мысли о ничтожестве и бесполезности, советую тебе эти глупости отбросить. Юношам в 16 лет не годится тратить время на обдумывание и оценивание своей будущей деятельности. Ты должен только стараться, чтобы настоящее было привлекательно и таково, чтобы собою (т. е. 16-летним Толей) быть довольным. А для этого нужно: 1) трудиться, трудиться, трудиться и избегать праздности, чтобы быть готовым переносить труд впоследствии; 2) очень много читать; 3) быть относительно себя, как можно скромнее, т. е., сознавая себя не дураком, не воображать по этому самому, что все остальные дураки, и что какое-то сверхъестественное влияние мешает толпе распознать твои таланты и умственные способности. Вообще приготовляться быть обыкновенным, хорошим человеком, а не гением, для которого закон не писан; 4) Не увлекаться желанием нравиться и пленять. В отношениях с товарищами (а это пока, в училище, очень важно) быть не слишком гордым, но и не заискивающим дружбы; с теми же, которые тебя не любят или обращаются небрежно, воздавать тою же монетой, но не доводить себя до сентиментальных ссор и столь же сентиментальных примирений; 5) Не смущаться неудачами, как-то дурными баллами, несправедливостями Ш., беснованиями Языкова, юродствами Г. и А. и т. п. Все это, в сравнении с тем, что будет в жизни после выпуска — совершеннейшие пустяки. Я желал бы, чтобы ты был первым в классе, но хоть бы ты был последним — в глубине души я бы не сердился на тебя, если бы только знал, что это произошло не от лени. Дурной правовед может быть, тем не менее, отличным человеком; 6) Но главное, главное, много не воображать о себе и готовить себя к участи обыкновенного смертного. Ты говоришь, что быть чиновником непривлекательно. А я тебе скажу, что знаю кучу даровитейших людей и умнейших, проведших всю жизнь в департаменте и не воображавших себя непризнанными гениями, а потому счастливых. Примеры — Адамов, Маслов и другие.
Масленицу всю я просидел безвыходно дома. Много писал и читал. Радуюсь, что великий пост близко: я его считаю преддверием весны и лета. О лете мечтаю с наслаждением, конечно, намереваясь провести его с тобой у Саши. Целую тебя много раз, поцелуй Модю.