Жизнь Чайковского. Часть IV (1866 — 1877)

В среде тогдашней русской оперы Петр Ильич преимущественно выбирал таких исполнителей, которые бы напоминали этих прежних итальянцев хотя отдаленной манерой пения, постановкой звука и т. д. Таким образом, для партии воеводы в своей опере Петр Ильич избрал исполнителем г. Финокки, опытного, но совсем не выдающегося итальянского певца. Г. Финокки произносил по-русски очень плохо, и русские оперные тексты давались ему с большим трудом, как и русская музыка вообще. Главная партия сопрано (Марьи Власьевны) была отдана г-же Меньшиковой, певице наделенной голосом удивительной красоты и талантливой, но слишком мало дисциплинированной в музыкальном отношении. Теноровую партию Бастрюкова, пел г. Раппорт, певец с голосом несколько сухим по тембру, но, по крайней мере, добросовестный исполнитель. Из двух капельмейстеров Петр Ильич избрал младшего, Мертена, как более талантливого и энергичного. Начались спевки и репетиции, а вместе с ними и жестокие страдания композитора. Во-первых, во время разучивания оперы он сам заметил недостатки своего произведения, которые исправлять было уже поздно, а во-вторых, натолкнулся на совершенно неожиданные затруднения со стороны исполнителей. Нужно, впрочем, сказать, что в старании с их стороны недостатка не было, но, к сожалению, им иноща не хватало самых элементарных познаний, вследствие чего вещи иноща простые обращались для них в непреодолимые трудности. Знавшие Петра Ильича в позднейшее время знают, насколько он был скромен в своих требованиях к исполнителям его сочинений, как он легко удовлетворялся, и как ему трудно было сделать какое-нибудь замечание певцу или певице, хотя бы те сами просили об этом. Застенчивость Петра Ильича в этом отношении не знала пределов, ему все было как-то совестно утруждать артистов исполнением его сочинений, да при том еще оставаться не всем довольным — а при постановке первой оперы он совсем не мог делать каких-либо серьезных замечаний, предъявлять какие-нибудь требования; он просто страдал и только жаждал конца своих мучений. Г. Мертен, со своей стороны, прилагал все старания, но, как я уже говорил, эти старания в значительной степени разбивались о господствовавшее тоща равнодушие к русской опере вообще, а к «Воеводе» Чайковского в особенности. Сами корифеи труппы хотя относились и благосклонно, но немного высокомерно к автору, излишнюю скромность которого едва ли не принимали за сознание недостатков своей композиции. Н. Г. Рубинштейн пользовался правом входа на репетиции в Большой театр и был два раза на репетициях «Воеводы» в надежде быть полезным чем-нибудь, но потом бросил, выведенный из терпения терпеливостью композитора, бывшей лишь выражением его отчаянной покорности судьбе и сознания невозможности что-нибудь сладить. Для примера того, как шло дело, можно привести один факт. Последним номером первого акта была сцена, в которой воевода видит случайно из кустов выбежавшую Марью Власьевну; он приходит в восторг от ее красоты и назначает себе в невесты вместо старшей дочери, Прасковьи. Сцена эта оканчивалась квартетом, который в музыкальном отношении должен был составлять венец первого акта, служить как бы целью, куда стремилось все предшествующее движение.

Сам композитор считал этот номер если не лучшим, то, по крайней мере, едва ли не самым лучшим во всей опере. На беду он поместил в нем, между прочим, такое движение, где против одно-вязных триолей в одном голосе приходились простые одновязные в другом, т. е. приходилось деление двух на три; такая трудность оказалась непреодолимой, и после многих опытов не нашли лучшего средства, как просто выбросить этот квартет, заменив его коротким заключением; таким образом, весь первый акт был капитально изуродован. Не могу припомнить, какие урезки делались в других местах, но они, без сомнения, были. Постановка оперы была до невероятности скудная, все было сделано из сборных декораций и кое-каких костюмов. Чайковскому после случалось нередко бывать у начальствующих лиц московского театрального управления и однажды пришлось увидать какие-то отчеты, в которых, между прочим, значилось, что на постановку оперы «Воеводы» отпущено было несколько сот рублей; теперь я не могу припомнить с уверенностью, сколько именно, только во всяком случае не больше 600 руб., а мне даже кажется, что всего 300; во всяком случае, можно сказать, что в настоящее время о таких постановках понятия не имеют, или, быть может, имеют на самых маленьких и бедных сценах».

← в начало | дальше →