Жизнь Чайковского. Часть IV (1866 — 1877)
Опера г. Чайковского богата отдельными музыкальными красотами. Но в общем драматическом ходе она обличает в композиторе ограниченную способность применяться к разнообразным задачам слова и ситуации, отсутствие русского народного элемента и неумение или, вернее, нежелание подчинить оркестр голосам и выяснить последние не для эгоистических, виртуозных целей, а ради требования поэтического смысла».
Вскоре после первого представления «Воеводы» в восьмом собрании Музыкального общества, в Москве, была в первый раз исполнена симфоническая фантазия «Фатум», посвященная М. А. Балакиреву.
Эпиграфом произведения служило стихотворение Батюшкова.
Ты знаешь, что изрек
Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?
Рабом родился человек,
Рабом в могилу ляжет,
И смерть ему едва ли скажет,
Зачем он шел долиной скорбной слез,
Страдал, терпел, рыдал, исчез...
По поводу избрания этих стихов я должен остановится на ознакомлении читателя с лицом, игравшим некоторую роль в жизни начинающего композитора. Среди самых ранних и рьяных поклонников его таланта был Сергей Александрович Рачинский, тогда профессор ботаники в Московском университете, а потом до конца дней знаменитый педагог и создатель образцовой народной школы в Тверской губернии, в селе Татеве. Утонченно воспитанный, изящный, прекрасно владевший французским языком, по связям и образу жизни человек большого света, и притом очень религиозный — он совсем не походил на тип «ученого» того времени, да еще «естественника», и представлял крайне оригинальную и самобытную фигуру, заинтересовавшую и полюбившуюся Петру Ильичу. Последнему всегда было свойственно испытывать особую притягательную силу к лицам, не похожим на «все и всех». С. А. Рачинский страстно любил музыку и литературу, но и в этом, как во всем прочем, выказывал свою оригинальность и вкусы, шедшие вразрез с общепринятым мнением. Так, например, он не любил Островского, стоявшего тогда в апогее славы, и считал «великим» композитором Чайковского, едва только признанного за талантливого. Однажды, по рассказу Лароша, к негодованию всех окружающих, в разгаре спора об Островском он осмелился сказать: «Что ваш Островский! В мизинце Чайковского больше таланта, чем в нем!» Когда в 1871 году Петр Ильич посвятил ему свой первый квартет, он, узнав об этом, восторженно сказал: «с'est un brevet d'immortalite, que j'ai recu».
Петр Ильич очень был польщен, очень тронут и рад иметь такого поклонника, но независимо от этого он, как сказано выше, ценил его общество и за другое: за начитанность, увлечение, самобытность смелых, интересных суждений и верил его авторитету.
Первоначально увертюра «Фатум» была написана Петром Ильичем без всякого эпиграфа. «Во время же печатания программы концерта, — как рассказывает С. А. Рачинский, — Н. Г. Рубинштейну, озабоченному как всегда всеми подробностями, касающимися концертов Музыкального общества, пришло на мысль, что название «Fatum» слишком неопределенно, и что не мешало бы присовокупить к нему несколько стихов, поясняющих значение этого названия. Случай захотел, чтобы я (не слыхавший ни единой ноты из симфонии г. Чайковского) в это время заехал к Рубинштейну и припомнил это стихотворение Батюшкова; г. Рубинштейн попросил тотчас же меня их записать и (с согласия композитора) включил их в программу концерта».