Жизнь Чайковского. Часть IV (1866 — 1877)

«Опричник» был одобрен единогласно. Протокола этого заседания не сохранилось в Архиве дирекции императорских театров, и поэтому более подробного отзыва комитета здесь привести нельзя.

В этот же приезд в Петербург Петр Ильич особенно часто видался с своими приятелями из «могучей кучки» и вызвал восторженные одобрения их, сыграв им финал только что конченной симфонии С-моль, построенный на малороссийской теме «Журавль». На вечере у Римского-Корсакова «вся компания меня чуть не разорвала на части, — пишет он, — от восторга, а г-жа Корсакова слезно молила аранжировать финал в 4 руки».

На этом же вечере Римских-Корсаковых Петр Ильич просил Владимира Стасова дать тему для симфонической фантазии. Не прошло недели, как Владимир Васильевич писал:

С.-Петербург 30 декабря 1872 г.

Дорогой П. И., тема для вас у меня была найдена спустя час или полтора после того, как мы с вами расстались у Римских-Корсаковых, т. е. тотчас же, как я остался один совершенно и мог собрать свои мысли. Не писал же я вам эти 3 дня единственно потому, что решительно некогда было. Итак, послушайте, пожалуйста, что я вам сегодня хочу предложить. И, во-первых, у меня для вас не одна тема, а целых три. Раньше всего я начал искать тему у Шекспира, так как вы мне сказали, что вы более всего хотели бы сделать что-нибудь на шекспировскую задачу. И вот тут мне представилась, прежде всего, его столько поэтическая и пригодная для музыки «Буря», та самая, что уже послужила Берлиозу для его великолепных хоров в «Лелио». По моему мнению, вы могли бы сделать на эту тему чудеснейшую увертюру. Элементы все такие поэтические и благодарные: вначале море, необитаемый остров, величавая и строгая фигура волшебника Просперо, и тотчас, тут же, сама грация и женственность — Миранда, нечто вроде какой-то первобытной Евы, еще отроду не видавшая мужчины (кроме Просперо) и пораженная при виде выброшенного бурею на берег юноши-красавца Фернандо; оба они друг в друга влюбляются, и здесь, мне кажется, есть налицо тот чудесный и поэтический мотив, что в первой половине увертюры Миранда только оживляется мало-помалу и из состояния детской невинности переходит в состояние влюбленной девушки, во второй же половине увертюры она и Фернандо неслись бы уже на всех парусах страсти, объятые «пожаром любви», — согласитесь, тема благодарная; вокруг же этих главных персонажей группировались бы (в средней части увертюры) полузверь Калибан и волшебный дух Ариэль с его хорами эльфов. Конец увертюры должен бы изображать, как Просперо отказывается от волшебной своей силы и, сбросив с себя власть чар, благословляет молодую чету соединиться браком и вернуться в отечество.

Кроме того В. Стасов предлагал выбор еще двух тем: «Айвенго» и «Тараса Бульбу». Петр Ильич остановился на первой из предложенных программ, о чем и известил Стасова, который не замедлил со следующим ответом:

21 января 1873 г., С.-Петербург.

<...> Приступаю поскорее к подробностям, восхищаясь уже вперед вашею будущею вещью, в pendant к «Ромео и Джульетте» и наверно капитальною. Вы спрашиваете, нужна ли буря? Еще бы! Непременно, непременно, непременно, без нее и увертюра будет не в увертюру, и вся программа переменится. У меня были взвешены все моменты, все их последовательности и противоположности — мне кажется, поэтому, жаль было бы портить это дело. Я бы думал представить море два раза: в начале и в конце; только в начале оно было бы во вступлении тихо, кротко, и Просперо, произнеся свои волшебные слова, нарушил бы это спокойствие и поднял бы бурю. Но мне кажется, что эта буря и отличалась бы от других тем, что началась бы вдруг, во всей силе, во всем развале, а не расширяясь и не развиваясь постепенно, как это обыкновенно бывает. На этот раз я предложил бы такую совершенно своеобразную форму, потому что во всех остальных операх, симфониях и ораториях бури совершаются по естественным законам, а здесь — по сверхъестественному приказу. Пусть буря вдруг зарычит, залает, словно собака, сорвавшаяся с цепи и бросившаяся на врага, чтоб укусить по приказу хозяина. Пусть ваша буря бросится и укусит итальянский корабль с принцами и тотчас же потом замолчит, только полегоньку вздрагивая, и ворча, и отходя прочь. И вот, вслед за этой картиной пусть наступит другая — волшебный остров чудной красоты, и по нем пройдет легким шагом Миранда, создание еще более чудной красоты, вся солнце и улыбка счастья. Минута ее разговора с Просперо, и тотчас потом юноша Фернандо, который ее поразит, изумит, и в которого она сразу влюбится. Мотив влюбляющегося crescendo — какого-то расцветания и роста — прямо нарисованный у Шекспира в конце первого акта, мне кажется, как раз идет к требованиям вашего таланта и всей натуры. После того я предложил бы появление Калибана, зверообразного и подлого раба, а потом Ариэля, балующего с итальянскими приезжими: программа для него — стихи, написанные самим Шекспиром, по-моему, — целая картина (в конце первого акта).

Come unto these yellow sands, и т. д.

← в начало | дальше →