Жизнь Чайковского. Часть IV (1866 — 1877)
«Мы собрались, — говорит Н. Кашкин, — у Н. Рубинштейна на квартире; среди нас был и юный С. И. Танеев. Петр Ильич уселся за фортепиано и начал играть, но при его конфузливости даже немногочисленная аудитория друзей его смущала, и он играл довольно плохо, т. е. не то чтобы фальшиво или с запинками, но от смущения он начал с преувеличенною старательностью выделывать различные второстепенные фигуры аккомпанемента, а главное содержание почти упускал из вида, вследствие чего впечатление получилось совсем неясное. Слушатели почти все время молчали; композитор, чувствуя, что выходит что-то не совсем ладное, смущался еще более и окончил совсем огорченный сдержанною холодностью отзывов и заметным старанием как бы утешить его в неудаче. В утешениях он, конечно, не нуждался, ибо ждал совсем иного. Мы были все разочарованы в наших ожиданиях, потому что, за исключением некоторых мест, опера произвела на нас впечатление неблагоприятное».
В другое время подобное отношение к новому произведению со стороны приятелей, огорчив, вскоре перестало бы болезненно отзываться в душе Петра Ильича. Но теперь, после глубокого разочарования в «Опричнике», авторское самолюбие его было чувствительнее, чем коща-либо, и надежды на качества музыки «Вакулы» настолько же преувеличенны, насколько преувеличенно было отвращение к «Опричнику». Выслушать поэтому неодобрительный отзыв своему «любимейшему детищу», да еще от людей, в которых он видел и знатоков, и близких приятелей, склонных скорее видеть его вещи с предвзятым расположением — было чересчур больно. И Петр Ильич не только огорчился, но и обиделся на приговор, который считал несправедливым. Отсюда та горечь, с которой он отзывается в это время о людях, в сущности, оставшихся по-прежнему ему близкими и дорогими, что не замедлило обнаружиться, как только кризис 1877 г. миновал.
С наступлением признаков весны, как говорит сам Петр Ильич, припадки хандры прошли, и пасхальные праздники он весело провел в обществе двух близнецов, приехавших к нему по его вызову в Москву. 4-го мая состоялось первое представление «Опричника» в Москве. Опера дана была в бенефис г. Демидова при следующем распределении главных ролей:
Жемчужный — г. Демидов.
Наталья — г-жа Смельская.
Боярыня Морозова — г-жа Кадмина.
Андрей Морозов — г. Додонов.
Князь Вязьминский — г. Радонежский.
Басманов — г-жа Аристова.
Дирижировал г. Мертен.
Петр Ильич отзывается об этой постановке так: № 229. К А. Чайковскому.
12-го мая.
<...> Присутствовал на многих репетициях «Опричника» и со стоическим мужеством переносил систематическое обезображивание и без того достаточно безобразной и злосчастной оперы. Однако же представление «Опричника» в прошлое воскресенье не соответствовало моим ожиданиям в том смысле, что я ожидал худшего. Все очень старались. Мне показалось, что публика относилась к опере холодно, что не мешало, разумеется, доброжелателям орать, хлопать и подносить венки.
Все мои помыслы обращены теперь на мое любезное детище, на милого «Вакулу». Ты не можешь себе представить, как я люблю его. Мне кажется, что я положительно с ума сойду, если потерплю с ним неудачу. Мне нужна не премия, на которую я плевать хочу, хотя деньги тоже хорошая вещь; мне нужно, чтобы «Вакулу» поставили в театре. Копия с партитуры готова, теперь я очень занят просмотром и затем отправлю ее в Петербург. Я решительно не знаю, в каком порядке устрою летние перегринации, но, во всяком случае, первую половину августа проведу у Саши.