Переписка с Н. Ф. фон Мекк (1877 год)
164. Чайковский - Мекк
Каменка,
25 июня 1878 г.
Это письмо служит продолжением вчерашнему. Вы выражаете опасение, что, говоря со мной про музыку, употребляете неправильно технические музыкальные выражения. Положа руку на сердце, скажу Вам, что если.Вам и случалось, может быть, пользоваться техническими музыкальными терминами не вполне правильно, то Вы ошибались настолько мало, что я никогда этого не замечал и внимание мое никогда на этом не останавливалось. Ваши мысли и мнения я всегда понимал, даже если Вам и случалось неточно выразиться. Во всяком случае, смешного в Ваших музыкальных отзывах я никогда ничего не находил и, совершенно напротив, усматривал в них такое техническое знание музыки, которое и между самыми просвещенными дилетантами встречается как редкое исключение. Пожалуйста, милый друг мой, никогда не стесняйтесь писать мне про музыку все, что Вы думаете, а я со своей стороны обещаюсь Вам в случае неточностей употребления музыкальных оборотов делать свои замечания и указания.
Говоря с Вами вчера о процессе сочинения, я недостаточно ясно выразился насчет того фазиса работы, когда эскиз приводится в исполнение. Фазис этот имеет капитальное значение. То, что написано сгоряча, должно быть потом проверено критически, исправлено, дополнено и в особенности сокращено, в виду требований формы. Иногда приходится делать над собой насилие, быть к себе безжалостным и жестоким, т.е. совершенно урезывать места, задуманные с любовью и вдохновением. Если я не могу пожаловаться на бедность фантазии и изобретательности, то зато я всегда страдал неспособностью отделывать форму. Только упорным трудом я добился теперь, что форма в моих сочинениях более или менее соответствует содержанию. В былое время я был слишком небрежен, недостаточно сознавал всю важность критической проверки эскизов. От этого у меня всегда были заметны швы, недоставало органического слияния в последовании отдельных эпизодов. Недостаток этот был капитальный, и только с годами я стал мало-помалу исправляться, но образцом формы мои сочинения никогда не будут, ибо я могу лишь исправить, но не вполне искоренить существенные свойства своего музыкального организма. Я также далек от мысли, что уже достиг высшей точки зрелости своих способностей. Мне еще очень далеко до этого, но я с радостью вижу, что постепенно иду все-таки вперед по пути совершенствования, и страстно желаю достигнуть высшей точки того совершенства, на какое по мере способностей могу рассчитывать. Итак, я неточно выразился вчера, говоря, что переписываю сочинения прямо с эскизов. Это не только переписка, но обстоятельное критическое рассмотрение проектированного, сопряженное с исправлениями, изредка дополнениями и весьма часто сокращениями.
Вот что я хочу Вам предложить. Вы говорите в письме Вашем, что интересуетесь видеть мои эскизы. Не примете ли Вы от меня полное последование черновых рукописей моей оперы “Евгений Онегин”? Так как к осени уже будет готов печатный клавираусцуг ее, то Вам, может быть, интересно будет сличать эскизы с отделанным и уже вполне готовым большим сочинением? Если да, то тотчас по Вашем возвращении в Москву я Вам пришлю эти рукописи. Я Вам предлагаю именно “Онегина”, ибо ни одного сочинения я не писал с такой легкостью, как эту оперу, и рукопись можно иногда разобрать совершенно свободно; в ней мало помарок.
Я с сладким замиранием сердца думаю о возвращении в Браилов. Мне бы хотелось, чтоб из-за меня Вы не приказывали содержать весь дом в том виде, в каком он бывает при Вас, как было в первый мой приезд. Это, вероятно, сопряжено с неудобствами и с излишними тратами. Мне будет вполне достаточно одной своей комнаты, да еще той, в которой рояль. Точно так же не удерживайте из-за меня повара. Я очень неприхотлив и буду довольствоваться вполне самой простой кухней, хотя бы той, которая имеется у Марселя. Одним словом, чем меньше из-за меня хлопот, тем лучше. До свиданья, дорогая моя.
Ваш П. Чайковский.