Переписка с Н. Ф. фон Мекк (1877 год)
169. Чайковский - Мекк
[Вербовка,]
13 июля 1878 г.
Дорогой друг! Письмо это, я полагаю, еще застанет Вас в Браилове. Я попрошу Вас ответить мне телеграммою (Фастовская линия, Каменка, Чайковскому) на следующий вопрос: можно ли мне будет вместо 20 июля приехать в Браилово около 1 августа? Случилось так, что один из моих братьев, Ипполит, собирается со своей женой на несколько дней в Вербовку, именно к тому времени, когда я хотел ехать в Браилово. Едет он, между прочим, и чтоб меня видеть, а мы давно не видались. По службе своей он не может отложить поездку, а уехать мне отсюда как раз когда он явится, неловко, да и хотелось бы сочетать возможность свидания с ним с возможностью позже отправиться в Браилово. Впрочем, я еще наверное не знаю, как все это устроится. Хотелось бы только заранее иметь от Вас разрешение приехать вместо 20 июля 1 августа. У нас, наконец, кажется, начинается лето.
Было несколько сряду прекрасных дней и особенно вечеров. Я думал о Вас и воображал Вас тоже наслаждающуюся ясным безветреным вечером то в Тартакском лесу, то на скале. У нас идут здесь приготовления к спектаклю, который мы устраиваем 16 июля, накануне отъезда отсюда брата Анатолия. Я участвую лишь в качестве суфлера и режиссера. Идет “Женитьб а” Гоголя и сцена из “Misanthrope” Moliere a. Играет все молодежь, т. e. мои племянницы, а также разные племянницы и племянники моего зятя, съехавшиеся к бабушке на лето в Каменку. Племянница моя Таня, которой портрет я уже послал Вам, обнаружила на репетициях серьезный сценический талант. Роль Сelimene она играет превосходно. Вообще идет спектакль очень мило, но вот горе: у нас решительно не предвидится никакой публики, т. e. публику будут составлять разные каменские Давыдовы, уже видевшие репетиции. Это несколько охлаждает всеобщее рвение. Решено пригласить в качестве зрителей крестьян. Это совершенно возможно, так как представление будет происходить на балконе, а зрители будут сидеть на дворе. У меня готовы портреты всех моих остальных племянниц и племянников для отсылки Вам, но я решил отложить передачу их Вам до Москвы, ибо боюсь, что почта привезет их в Браилово как раз на другой день после Вашего отъезда.
Между тем, довольно скучная работа переписки понемногу подвигается. Уже три (а вместе с браиловскими скрипичными пьесами - четыре) опуса готовы. Теперь я принимаюсь за сборник детских пьес, потом перепишу обедню, а затем отдохну (по Вашему совету) и буду понемногу задумывать что-нибудь новое и большое. К “Ундине” я почему-то охладел. Хочу поискать сюжета для оперы более глубоко захватывающего. Что вы бы сказали о “Ромео и Юлии” Шекспира? Правда, она уже много раз служила оперной и симфонической канвой, но богатство этой трагедии неисчерпаемо, и как-то раз, перечитывая ее, я увлекся мыслью оперы, в которой бы сохранил развитие действия, как у Шекспира, без всяких уклонений и добавлений, как это сделали Берлиоз и Гуно.
Здоровье мое в отличном состоянии. Давно я так хорошо себя не чувствовал. Но минуты непреодолимого влечения куда-то, подальше от всех и всего, находят на меня по-прежнему. Мне очень полезно будет на несколько времени уединиться в Браилове. О Москве думаю с тоской, страхом и сжиманием сердца.
Жду с нетерпением Ваших указаний, куда и когда писать Вам, мой добрый, милый друг.
Ваш П. Чайковский.