Переписка с Н. Ф. фон Мекк (1877 год)
61. Мекк - Чайковскому
Москва,
18 апреля 1879 г.
Милый, несравненный друг мой! Вчера получила Ваше письмо, и так мне стало хорошо, тепло на душе, как давно уже не было, и Вам, Вам, мой бесценный Друг, я обязана такими моментами счастья, которые заставляют забывать все горькое, тяжелое в жизни. Какою любовью, какою признательностью к Вам наполнено все мое существо, Вы мирите меня с людьми, с жизнью. За одно такое сердце, как Ваше, можно простить всему человечеству его бессердечие, пошлость, корысть и обманы. Встречаешь их там, где они до поры до времени так ловко маскировались, что совершенно убаюкивали человека, и поражают его тогда, когда доверие его вполне сформировалось, и им-то и пользуются для проведения своих гнусных целей. У меня это время так наболело сердце итак еще тяжело на душе еще и теперь, что Ваше письмо было особенною благодатью для меня. Как Вы счастливы, мой милый друг, что не имеете семейства, Вы не знаете самого глубокого, терзающего, непоправимого горя!
Как мне знакомы Ваши ощущения экстаза, я испытываю их также от природы, от музыки и-от Вас. И если бы не такие моменты, то и жить невозможно было бы. Весна приводит меня в восторг, и я, как заяц, почуявши ее, хочу в лес, на волю, на воздух...
Прошу Вас, мой дорогой, нисколько не беспокоиться насчет моего приезда в Браилов. Я по своим делам никак не могу поехать раньше десятого, и то, вероятно, я только выеду отсюда десятого, следовательно, приеду в Браилов четырнадцатого или пятнадцатого, так как я всегда останавливаюсь в Киеве. Для меня будет особенным наслаждением приехать в Браилов после Вас. Ходить опять в Ваши комнаты и стараться себе представить, где Вы сидели, чем Вы занимались, и везде, и на балконе, и в своем отделении, думать, что Вы там находились, что я сажусь на тот стул, на котором, быть может, Вы сидели, смотрю на те же предметы, на которые и Вы смотрели. Часто, быть может, я думаю то же самое, что Вы думали, а чувствую и отношусь ко многому наверное точно так же, как и Вы.
Меня ужасно возмущают приставания к Вам известной особы, потому что ведь это все только проведение спекуляции, и мне кажется, милый друг мой, что Вам ни за что не следует соглашаться на капитализацию ее особы, потому что она несколько раз захочет брать с Вас таких капиталов, а если хочет уехать из России, то пусть возьмет развод, получит за-него капитал и тогда делает, что захочет, а теперь ведь расчет ее ясен- брать с Вас контрибуцию во всяких видах: и в нежностях, и в пенсии, и в капиталах, хотя первые нужны только как право вытягивать последние, но ведь не существует никаких безграничных прав. Так Вам необходимо, друг мой, ограничивать эти права, а уже никак не расширять их, тем более, что тогда уже и думать о разводе будет нечего. Бедный мой, дорогой, хороший друг!
Меня очень радует, что Вы занимаетесь теперь нашею сюитою, но только, пожалуйста, отдыхайте, мой милый друг, берегите здоровье прежде всего. Как мне приятно, что Вам служат еще вещи, которые я сама выбирала и покупала для Вас во Флоренции. В этом акте для меня сливаются и чувство к Вам, и дорогое воспоминание Villa Bonciani, и удовольствие, что Вы не бросили этих вещей. И так хорошо, так радостно становится.
Как идет изучение французского языка у Вашего юноши Алексея, продолжается или уже брошено, насколько он подвинулся? Как он вспоминает заграничную жизнь, с удовольствием или нет?
Сирень в Браилове уже начинает цвести, но, вероятно, дождется и Вас. Я написала в Варшаву управляющему, с которым начала переговоры при возвращении из-за границы, чтобы он сейчас приехал сюда для отправления в Браилов.
Позвольте мне опять попросить Вас. милый друг мой, сделать несколько вопросов Льву Васильевичу по предмету свекловичного производства, а именно:
1) Как он кладет удобрение под свекловицу-прямо под нее или под хлеб, после которого сеется свекловица? У меня в Браилове десятипольная система хозяйства, и свекловица идет после пшеницы, и удобрения кладут под пшеницу, а другие, я знаю, кладут прямо под свекловицу.- то как он делает, и какая система хозяйства у него?
2) Хорошо ли удабривать минеральным туком? Меня уверяют в Браилове, что нехорошо, а я знаю, что мой муж хотел им удабривать и ужо начал приводить в исполнение эту мысль, так как натурального удобрения хватает только на четыреста десятин, а сеется каждый год больше шестисот.
Пожалуйста, дорогой мой, расспросите его об этом и не откажите сообщить мне ответы [конец письма не сохранился].