Переписка с Н. Ф. фон Мекк
83. Чайковский - Мекк
[Каменка]
20 июня 1879 г.
Среда, 5 часов утра.
Сегодня, милый друг мой, я отправляюсь из Каменки и совершу мою поездку по следующей программе. Выезжаю сегодня вечером, завтра утром буду в Киеве. Проведу там весь день и приобрету разных нужных мне вещей, как-то: нотной бумаги, папирос, книг и т. п. Завтра же вечером по Курско-Киевской и после по Сумской линии съезжу в Сумы ив деревню к моему приятелю Кондратьеву. 1 июля или около этого приедет туда брат Анатолий, с которым вместе отправимся тотчас же в деревню, где живут Конради и Модест. Последняя поездка довольно затруднительна, так как придется ехать днем восемьдесят верст по степи. Решился же я побывать у Модеста теперь потому, что получил от него письмо, в тоне которого заметил хандру и горячее желание повидаться со мной. Бедный Модест! чем более и более он привязывается к своему воспитаннику, тем глубже и глубже обнаруживается полный разлад между ним и родителями Коли. Г-н Конради - человек дельный и умный, но в семействе является черствым эгоистом и деспотом, а также самодуром. Жена его- женщина очень пустая, неровная нравом, капризная и взбалмошная. Видимые отношения Модеста к ним обоим хорошие, но сойтись с ними он не может и очень тяготится положением своим в доме, дух и направление которого ему крайне антипатичны. По временам он падает духом и тоскует. Да и есть с чего? Ради нежной любви к своему ученику и чувства долга, ему надо еще много лет прожить в среде несимпатичной, а исхода никакого нет!
Проезжу я всего дней около пятнадцати и хочу полениться.
Я устал от работы, и нервы мои немножко расходились. Вообще я чувствую себя хорошо, но страдаю бессонницей, и по временам на меня находит то ощущение физического и нравственного утомления, доходящего до совершенного изнеможения, на которое я жаловался Вам прошлым летом. Но это чистейшие пустяки. Нужно только немножко рассеяться, отдохнуть и собраться с силами. Теперь у меня готовы два полных действия оперы и притом самые большие.
Если Вы в следующее воскресенье будете совсем здоровы и вздумаете обрадовать меня письмом своим, то попрошу Вас, дорогой друг, адресовать так: Сумская линия, станция Сыроватка, Николаю Дмитриевичу Кондратьеву, для передачи П. Ч.
По этому поводу скажу Вам еще раз, что уж говорил несколько раз прежде. Ради бога, милый и добрый друг мой, не делайте над собой никакого насилия ради поддержания пашей корреспонденции. В прошедшем письме Вы сообщили мне, что с большим трудом написали мне письмо вследствие головной боли. Мне очень тяжело думать, что Вы из-за меня усугубили свои страдания. Убедительнейше прошу Вас писать мне только тогда, когда Вы совсем здоровы, когда это нисколько не затруднительно для Вас. Я могу ждать сколько угодно, лишь бы мне знать, что все у Вас благополучно, а об этом можно, в случае большого антракта между двумя письмами, телеграфировать. Мне и в голову никогда не приходит ожидать, чтоб на каждое письмо мое Вы непременно тотчас же ответили мне! Ведь если я пишу Вам аккуратно, то это потому, что не страдаю, как Вы, частыми мигренями и что для меня писать Вам не только всегда приятно, но и всегда легко. Вовсе или очень подолгу не получать Ваших писем было бы для меня ничем не вознаградимым лишением, но на частые письма от Вас я не могу и не хочу рассчитывать, ибо знаю очень хорошо. как должна быть огромна Ваша корреспонденция и деловая и семейная, а Вы между тем так часто страдаете мигренями.
7 часов утра.
Мне принесли сейчас письмо Ваше. Радуюсь, что все у Вас благополучно, но сокрушаюсь по поводу неприятностей, причиняемых Вам за Тарашкевича. Это возмутительно глупо. Я еще допускаю, что, например, в Киевской губернии запрещено полякам приобретать недвижимую собственность. Но какой смысл в том, чтоб в Подольской губернии поляку нельзя было управлять имением? Это уж прямо отзывается притеснением.
С Жуковской я незнаком и никогда ее не видел, но слышал о ней.
Червяк начинает исчезать с бураков, но вреда наделал много. Вообще в нынешнем году свекловица будет плохая. В некоторых экономиях плантации имеют самый жалкий вид, так как сначала их ел жук, потом пришлось пересеять, потом опять жук ел и этот пересев, потом засуха, наконец червяк. Слава богу, буря с ливнем, бывшая на прошлой неделе, оказала на все поля самое благодетельное влияние.
Я получил на днях из-за границы три письма с приятными известиями по поводу моих сочинений. Бюлов играл мой концерт на фестивале в Висбадене и в Лондоне . Фитценгаген имел на Висбаденском фестивале большой успех с моими вариациями . Третье же письмо от Colonn'a, капельмейстера концертов в Chatelet. Письмо необыкновенно для меня лестное, милое и полное симпатии к моей музыке, которую он хочет энергически пропагандировать, несмотря на слабый успех “Бури”.
Но что меня невыразимо радует, так это то, что я узнал из газеты “Киевлянин”, что там в университетской церкви несколько раз пелась моя полная литургия. А я ведь думал, что, пожалуй, она обречена на вечное игнорированье!
Как мне жаль, что Вы принуждены обходиться без чтения. От души желаю Пахульскому скорейшего выздоровления. Вас и Юлию Карловну благодарю от души за “Русскую старину”.
Будьте здоровы, милый друг мой!
Беспредельно любящий Вас
П. Чайковский.