Переписка с Н. Ф. фон Мекк
209. Мекк - Чайковскому
Москва,
21 января 1880 г.
Милый, бесценный друг! Мне также очень жаль, что Вы не присутствовали в Chatelet при исполнении нашей симфонии, и говорить, конечно, нечего, как мне жаль, что я не могла быть там при этом случае. Я узнала об исполнении симфонии на другой день после того, как это произошло, т. е. играли ее в воскресенье 13 января, а в понедельник я получила телеграмму от Colonn'a точно такую, как и Вы, и уже несколько дней спустя пришло письмо от 20/8-го от Colonn'a, извещающее меня, что симфония имеет быть исполнена 25/13-го в Chatelet. Виною здесь всему-почты и железные дороги, которые творя г непостижимые вещи, почему я получаю из Парижа письма, на восьмой и девятый день только, а от Вас милый друг, на девятый и десятый. Colonne в своем говорит, между прочим: “Je puis vous dire, Madame, que les artistes de l'orchestre en (de la symphonie) sont tres satisfaits et qu'ils ont apportes aux etudes e cette oeuvre difficile tous le soin et toute la patience imaginable” [“Я могу Вам сказать, милостивая государыня, что артисты оркестра очень довольны ею (симфонией) и разучивали это трудное произведение весьма тщательно и терпеливо”.].
Он пишет мне также, что он писал и Вам, и в заключение своего письма говорит: “le regrette, Madame, que vous ne puissiez assister a ce concert ou il m'eut ete si agreable de vous prouver par notre execution en quel estime nous tenons la musique du Maitre Russe” [“Я сожалею, милостивая государыня, что Вы не смогли присутствовать на этом концерте, где мне было бы столь приятно доказать Вам, как мы почитаем музыку русского мастера”.].
Все такие выражения на меня действуют, как маслом по сердцу. Я так счастлива, что моего дорогого друга и нашего великого русского творца умеют оценить и иностранцы, к тому же весьма неподатливые на всякий прогресс в музыке и весьма завистливые ко всему русскому.
Я никак не ожидала, чтобы Colonne так скоро дошел до исполнения симфонии. Когда я уезжала из Парижа, он говорил, что, вероятно, не ранее февраля возможно будет сыграть ее, хотя он будет стараться сделать это как можно скорее.
Вчера было симфоническое собрание. Я не была в нем. Особенного ничего не было, и я хочу поберечь себя для того концерта, в котором будет играться наша сюита. Я играю ее в четыре руки с двумя музыкантами: Пахульским (Генрихом) и Данильченко. С первым играю seconde, со вторым primo и все не могу хорошенько вслушаться. Она очень трудна и все внимание поглощается разбиранием. Моему чувству ужасно нравится Divertimento, в особенности.
Боже мой, какою тоскою охватывает сердце, сколько здесь прожитого, потерянного, похороненного безвозвратно; какой горький вопль души, как много перечувствованного для меня повторяется в этом взрыве и во всей повести дивертисмента. В первом его мотиве слышится какое-то благоразумие, примирение, потом некоторый протест сердца, сожаление и. наконец, неудержимое отчаяние, тоска прорываются сквозь все это. Что за высокое искусство музыка! Какие больно-сладкие минуты оно доставляет человеку, когда в ней он слышит свою жизнь, свои страдания, свои радости и потери. Нет еще искусства, которое доставляло бы человеку такие дорогие слезы, такие несравненные ощущения, как музыка, и в ней нет композитора, который доставлял бы мне так много этих ощущений, как Вы, мой обожаемый друг. В Ваших сочинениях я прохожу всю свою жизнь, все свои чувства. Когда я играю или слушаю Вашу музыку, я вся прихожу в волнение, я всем своим существом участвую в ней, непонятного для меня нет ничего, не производящего впечатления также ничего, и как я благословляю Вас за эти впечатления. Если за них надо отдать полжизни, я с радостью отдам, потому что в них единственное счастье.
Как меня огорчает Ваше нездоровье, дорогой мой. Зачем Вы мало бережете себя; эта зубная боль способна доводить человека до исступления. Дай бог, чтобы это письмо нашло Вас совсем здоровым...
Знаете, милый друг, что бедный Венявский (Генрих) лежит здесь в Мариинской больнице? Я хотела его взять к себе, но теперь он так тяжело болен, что его перевозить нельзя. Его болезнь (водяная) вступила в свой последний фазис, но сколько времени он проживет, доктора решить не могут, говорят что, быть может, и года два, а может быть, и очень скоро умрет. Жаль его, и семейство у него-пять детей и жена. До свидания, мой милый, несравненный друг. Всем сердцем всегда Вас любящая
Н. ф.-Мекк.