Переписка с Н. Ф. фон Мекк
59. Мекк - Чайковскому
Плещеево,
2 августа 1882 г.
Дорогой, несравненный друг! Вчера получила Ваше письмо, из которого вижу, что мои мальчики найдут Вас уже в Каменке, поэтому опять прошу Вас, дорогой мой, не принуждать себя нисколько для знакомства с ними; если Вам будет неудобно их присутствие там, то не только не пускать их к себе, но и предложить им убраться в Плещееве. Я надеюсь, милый друг мой, что Вы не захотите огорчить меня мыслью, что мои дети беспокоят Вас, человека, за спокойствие которого я отдала бы свое собственное (если бы оно было у меня); им, конечно, также было бы это тяжело, потому что они знают, как я Вас люблю.
Невыразимо мне приятно было читать в Вашем письме, милый друг мой, что мои мальчики понравились в Каменке; я так дорожу для них этим знакомством потому, что считаю его в высшей степени полезным и благотворным для них. То, что Вы пишете, друг мой, о Тасе, меня нисколько не запугивает, потому что мне видится в ней капитальная натура, я вижу в ней силу. И сознаюсь Вам, я больше всего не люблю ив мужчинах ив женщинах ничтожества; по-моему, это хуже порочности, потому что в этом может всё дурное заключаться. Я думаю, что тенденции ко внешности у нее пройдут, а серьезные свойства останутся прочными. Если же у нее характер немножко и резок, то это-то и указывает на силу и расстраивать счастья не будет, потому что у Сашонка очень спокойный характер, так что я всё-таки буду лелеять эту мечту.
Вообразите, милый друг мой, какая пытка для меня: в воскресенье концерт на выставке; исполнять будут исключительно Ваши сочинения. Мне хочется слышать их смертельно, а ехать боюсь - зала устроена так, что отдельных лож нет, а быть близко других людей для меня в Москве опасно: меня стерегут с разными просьбами. Например, ловит меня Тербер, знаете, друг мой, инспектор музыки при театрах, пристает, чтобы я ему дала тысячу рублей на приданое для дочери, писал мне об этом во Флоренцию; я отказала. Как только я приехала в Москву, сейчас явился ко мне, его не приняли. И, таким образом, есть много личностей, которые стерегут случая поймать меня, а это для меня невыносимо. И вот я осуждена относительно Вашей музыки; “источник видеть пред собой и жажду чувствовать Тантала”. Боже мой, как это обидно.
Да, я забыла еще сказать по поводу моей мечты о браке моего Саши с Тасею, что, я думаю, в Синоде это пройдет, так как теперь
***
Афиша представления “Орлеанской дeвы” Чайковского в Праге. 1882 г.
Даже двоюродным разрешают жениться, и в моем проекте tief никакого родства.
То, что Вы мне пишете, друг мой, о жене Анат[олия] Ильича, мне также не нравится, - это указывает пустую натуру. Дай бог, чтобы мы ошибались. Бедный, милый Боб, какую катастрофу он выдержал. Каково ему теперь? Прошло ли это бесследно? Бедная Александра Ильинична! Мои мальчики также восхищаются умом и остроумием Володи.
У меня, слава богу, все здоровы. Я всё вожусь со своим маленьким хозяйством и радуюсь своему уголку. В настоящее время делают фотографии, и я сейчас пришлю Вам, дорогой мой, как только будут готовы. Одну из них, с моею особою, я специально заказала для Вас, милый друг мой, потому что она изображает момент из самой домашней жизни, а именно, когда я пью утренний кофе на террасе и всегда думаю о Вас.
Погода второй день очень хорошая; у нас мило, хорошо. Ах, если бы Вы тут побывали! Хотелось бы очень еще много, много Вам писать, дорогой мой, и у меня всегда много есть чего писать Вам, но рука отказывается передавать мысли. Будьте здоровы, мой бесценный, и не забывайте всем сердцем беспредельно Вас любящую
Н. ф.-Мекк.
Р. S. Я бы писала Вам чаще, если бы была в состоянии писать оче.нь мало, но мое желание делиться с Вами своими мыслями, проектами, впечатлениями est plus fort que moi [сильнее меня].