Переписка с Н. Ф. фон Мекк
64. Мекк - Чайковскому
Плещеево,
12 августа 1882 г.
Дорогой, несравненный друг! Только вчера получила Ваше письмо с указанием адреса в Москве и пишу сегодня наудачу, так как Вы предполагаете уехать в четверг, но я думаю, что, быть может, Вам перешлют письмо.
Не знаю, как и благодарить Вас, мой бесценный, за Ваше участие к моему здоровью и сведения, которые Вы мне даете об амстердамском докторе. Я очень бы желала воспользоваться ими, потому что состояние мое очень тяжело, и я тем более благодарю Вас, мой милый, добрый друг. В настоящее время я еще очень огорчена тем, что вижу, что не могу долго прожить в России: у меня опять начался тот кашель, который так мучил меня в прошлом году и вследствие которого доктор послал меня как можно скорее за границу. Ужасно тяжело это насильное expatriation [удаление из отечества]. Мне не хочется никуда ехать, мне невыразимо тяжело расстаться с моими детьми после того, в особенности, когда я целое лето провела вблизи их всех. Наконец, мне нечего делать за границею, а мне скучно без дела, я не могу выносить бездействия, а беспощадная судьба и знать ничего не хочет: как пойдет валить на одного человека все недуги, так без конца и без жалости. Я возмущена ужасно этим несчастным бессилием людей.
С каким невыразимым восторгом я слушала рассказы Влад[ислава] Альб[ертовича] о тех горячих, неудержимых овациях, которые публика оказывала Вам, мой несравненный друг, в воскресном концерте. Как я рада, что Вас умеют ценить, но как мне больно, что я, несчастная пария, не могу вместе с другими восхищаться Вашим гением: всё та же безжалостная судьба доставила мне и то плачевное положение, что я не могу свободно показываться на люди. Мне кажется, милый друг мой, что Вы не получили моего последнего письма в Каменке, в котором я писала об этом предмете несколько подробнее.
Третьего дня я послала к Коле с Сашей человека с письмом, для того чтобы предложить Саше поехать из Каменки прямо в Биариц для купанья в морс, чтобы не терять времени на проезд в Москву и отсюда опять на юг Европы. А это потому я предлагаю ему, что он пишет мне, что у него опять даст себя чувствовать ревматизм в сочленениях, а я так его боюсь; бедный Сашок уже столько мучился с ним в прошлом году, что я подумать не могу без ужаса. Он с таким восторгом пишет мне о своем знакомстве с Вами, мой несравненный друг, что я опять безгранично [благодарю] Вас за доброту к ним. Вот его собственные выражения в письме: “Наконец исполнилась моя заветная мечта - знакомство с Петром Ильичем. Я должен признаться, что то, что я в действительности нашел, превзошло все мои ожидания. Я думал найти человека образованного, умного, доброго, но такого светлого ума, такой безграничной доброты я никак не мог ожидать. Накопление таких высоких качеств в одном человеке ясно указывает на высшее назначение его природы” и т. д. Дальше он мне рассказывает, что играл Вам Ваш вальс, и говорит: “Конечно, как можно было и, ожидать, сыграл его хуже, чей я его играл в Плещееве, - мужества у меня не хватило на то, чтобы сыграть его так, как я мог”. Бедный мой Сашок, воображаю, как у него руки дрожали, а я очень бы желала, дорогой мой, чтобы Вы Сашу полюбили не меньше Коли; у меня с ним больше общего, чем с кем-либо из моих детей. Сейчас получила телеграмму от Коли, [что] Александра Ильинична едет завтра в Одессу.
Хотелось бы писать еще, да рука немеет. Будьте здоровы, мой милый, добрый, дорогой друг. Всем сердцем неизменно Вас любящая
Надежда ф.-Мекк.