Переписка с Н. Ф. фон Мекк
181. Мекк — Чайковскому
Cannes,
22 января 1884 г.
Дорогой мой, несравненный друг! Как невыразимо жаль мне Вас, и как глубоко я возмущена этою нахальною татарскою дирекцией. Теперь, когда даже Франция так поощряет и поддерживает своих композиторов, у нас в России всё свое топчут в грязь; то, что составляет гордость и славу нашей родины в чужих краях, у пас дома милые дирекции давят и жмут, точно нарочно хотят задавить все великое в России. Боже мой, как это невыносимо тяжело! Как жаль, милый друг мой, что Вы не можете поставить в Германии Вашего “Мазепу”: там лучше наших дирекций умеют ценить великие произведения.
Скажите, дорогой мой, получили ли Вы мое письмо из Tours, приблизительно около 15 декабря? Мне кажется, что многие мои письма не доходят до Вас, а это мне очень было бы досадно, и очень хотелось бы знать, почему это. Еще скажите, милый друг мои, имеют ли право все печатать в Париже Ваши сочинения? Влад[ислав] Альб[ертович] видел здесь, в Cannes, одну из Ваших маленьких пьес для фортепиано (из “Четырех времен года”), напечатанную каким-то неизвестным издателем. Ведь, кажется, в Париже только Брандус имеет право печатать Ваши сочинения?
Как я счастлива, что Вам понравилась моя Саша, и уверяю Вас, дорогой мой, что она вполне этого заслуживает. Насчет Сони и ее ухаживателей я думаю, что Вы совершенно правы, дорогой мой. Она еще не вернулась, но из ее писем я вижу, что ей именно не понравился тот, который больше всех ухаживал. Соня хотя и очень молода, но она такая барышня, что с нею надо держать ухо востро, как говорится, ее обморочить не так-то легко. Я жду теперь с большим нетерпением приезда моих молодых; они уже в Париже и дней через пять приедут ко мне. Около этого же времени, вероятно, вернутся и Сашок с Сонею, под протекциею брата моего Александра, потому что я слишком боюсь два раза Соню посылать только с Сашонком в такую дальнюю [дорогу]. Меня ужасно радует Ваше сообщение, что Соня держала себя хорошо. Меня очень беспокоил этот первый дебют моей бедной затворницы, ведь она живет дома как в монастыре; подумайте, милый друг мой, что она даже ни на одном детском балу никогда не была. Я очень боялась ее первого появления в общество довольно большое, и всё людей, ей совершенно незнакомых. Она с восторгом пишет мне, что она познакомилась с Вами и даже играла в винт. Я чрезвычайно благодарна Александре Ильиничне за ее добрый, родственный прием моей Соне; Саша и Соня, обе много пишут мне об этом. Саше ужасно понравилась Александра Ильинична. В настоящее время Соня и Сашок гостят у Саши в ее имении Гурьево. Я ужасно боюсь за мою бедную Сашу: она беременна, а последние ее роды были очень беспокойного характера, и я с ужасом думаю о той развязке, которая ей предстоит. 12 января мне бог дал еще внучку: у дочери моей Лиды родилась еще дочь. Это четырнадцатый внук у меня.
Простите, дорогой мой, что я так дурно пишу, но я никак не могу себе подобрать хорошего пера, все они царапают, а не пишут, такое горе.
Скажу Вам, милый друг мой, что наш общий, т. е. Ваш и мой, protege Влад[ислав] Альб[ертович] очень усердно занимается теперь оркестром: сочиняет, инструментует и ставит на оркестр свои сочинения. Одно только он жалеет, что оркестрик очень маленький, всего двадцать пять человек, но зато они очень исполнительны, старательны и дешевы, по его средствам. Он также три раза в неделю играет квартеты. Я хочу, чтобы они мне сыграли который-нибудь из Ваших квартетов.
До свидания, дорогой мой, бесценный. Дай Вам бог лучшего успеха в Ваших начинаниях и полного душевного спокойствия. Всем сердцем безгранично Вас любящая
Н. ф.-Мекк.