Переписка с Н. Ф. фон Мекк
291. Чайковский - Мекк
Майданово,
3 августа 1885 г.
1885 г. августа 3 - 10. Майданово.
Милый, дорогой друг мой!
Еще не знаю хорошенько, куда писать Вам, но уже испытываю потребность в беседе с Вами и берусь за перо. Пишу Вам в три часа дня в такой темноте, как будто девять часов вечера. Вот уже несколько дней, что весь горизонт окутан какой-то дымчатой мглой, происходящей, как говорят, от лесных пожаров или горения торфяных болот. Мгла эта с каждым днем делается гуще, и я начинаю бояться, что мы все задохнемся в ней. На душу это действует угнетающим образом. Вообще расположение духа моего всё это время мрачное. Я работаю над очень трудной, сложной симфонической вещью (на сюжет “Манфреда” Байрона), имеющей притом столь трагический характер, что и я обратился временно в какого-то Манфреда. Притом же, как водится, я надсаживаю грудь от торопливости в труде. Хочется безмерно привести его скорей к концу, и вот я напрягаю все свои силы... в результате чего сильное утомление. Это тот вечный cercle vicieux [заколдованный (порочный) круг], в коем я безвыходно вращаюсь. Если нет работы, я хандрю и скучаю, - если есть, я работаю через силу...
Вчера я имел сильное огорчение, даже до слез. Ваш сын Коля несколько времени тому назад дал мне знать, что есть по Рязанской дороге среди необычайно красивой местности именьице, вполне, во всех отношениях подходящее к моим требованиям. Так как довольно долго я был нездоров и не мог сам поехать, то поручил брату Анатолию собрать справки и некоторые сведения. Коля обещал их достать и прислать, но прошло много дней, а от него письма не было. Тогда я послал человека напомнить об этом деле; Коля посоветовал немедленно ехать смотреть именье и решать дело. По нездоровью, я просил брата Анатолия поехать и устроить покупку. Вчера утром он уехал, и я, вполне уверенный, что через два-три дня сделаюсь собственником, предавался утешительным мечтаниям о будущем житье в собственном доме. Увы! К вечеру пришла депеша, что имение уже несколько дней продано. Не могу выразить Вам, как я был огорчен! Упущен случай единственный, подобного которому ожидать нельзя.
Не могу скрыть, что я в настоящее время сваливаю вину неудачи на Колю. Если бы он хотел, имение осталось бы за мной. Продавал его начальник дистанции Рязанской дороги, Колин знакомый, и ничего бы не стоило попросить его подождать меня или моего поверенного. Прошу Вас, дорогая моя, ни слова не писать об этом Коле; гнев мой (может быть, впрочем, и несправедливый) уляжется, и всё будет забыто, но в настоящее время, быв совершенно одурачен в этой истории и не зная хорошенько, почему и кем, я поневоле мечу свои перуны против бедного Коли, который заварил эту кашу.
10 августа.
Только что вернулся из поездки в Плещееве, куда меня почти насильно увлекли братья. Мне хотелось побывать в Плещееве, но я не люблю отрываться от работы, и отдыха для меня всё равно нет, пока сочинение не кончено. Поездка была для меня неудачна, так как и в дороге и в самом Плещееве я чувствовал себя очень нехорошо. Вообще за это лето я здоровьем своим похвастаться не могу: постоянно недомогаю. Тем не менее, я рад был снова увидеть милое Плещеево, где так хорошо провел несколько недель год тому назад. Анну я нашел очень бледной и похудевшей. С Колей имел откровенное объяснение по поводу неудовольствия на него, и так как он признал себя виноватым в некоторой оплошности, то гнев мой на этого добрейшего человека исчез как дым. Но более чем когда-либо сожалею, что упустил случай приобресть именьице, судя по описанию Коли, удивительно соответствующее моим требованиям.
Мне приятно было видеть цветущую здоровьем племянницу мою Веру, которую я перед тем видел несколько месяцев тому назад в Петербурге больной и слабенькой. Она наслаждалась бы своим житьем в Плещееве, если бы не смущалась мыслью, что, может быть, с ее стороны неделикатно заживаться со всей семьей у рас слишком долго. Она советовалась со мной насчет этого, и, простите меня, дорогой друг, я позволил себе уверить ее, что Вам, отнюдь не неприятно, что она гостит в Вашем доме и что неделикатности с ее стороны нет никакой в том, что она, по ее выражению, злоупотребляет Вашим гостеприимством. Дабы вполне успокоить ее, я сказал ей, что напишу Вам об этом, и убежден, что Вы подтвердите мою уверенность в том, что ее пребывание в Плещееве Вам не неприятно.
Теперь я надолго останусь в Майданове, т. е. не тронусь отсюда, пока вполне не кончу своей работы.
Надеюсь, дорогая моя, что здоровье Ваше хорошо, что Софья Карловна поправляется и что Вы вообще довольны своим пребыванием в Эмсе.
От души желаю Вам, дорогой друг мой, всего лучшего. Беспредельно преданный Вам
П. Чайковский.