Биография Чайковского. «Чудный дар природы...»
На следующий день после премьеры «Иоланты» петербургские газеты отмечали, что «успех оперы и автора у публики был полный». Все сольные номера бисировались. В записках режиссера Мариинского театра Г. П. Кондратьева читаем: «Вся опера произвела самое выгодное впечатление и по окончании ее много раз вызывали Чайковского, Направника и всех исполнителей». Но, несмотря на то, что публика проявила большой интерес к новой опере Чайковского и встретила ее горячо и восторженно, петербургская критика дала ей отрицательную оценку. Композитор писал Ю. Э. Конюсу: «Газеты, как водится, обругали меня жестоко» и брату Анатолию Ильичу: «...Вся петербургская пресса занимается руготней моих детищ, кто во что горазд. Но я к этому вполне равнодушен, ибо не впервой, и я знаю, что в конце концов возьму свое».
Вскоре после петербургской премьеры «Иоланта» была поставлена за границей — в Гамбурге и Шверине. Спектакли прошли с большим успехом. Первого представления «Иоланты» в московском Большом театре Петр Ильич не увидел. Оно состоялось 11 ноября 1893 года под управлением И. К. Альтани. Главные роли исполняли: М. А. Эйхенвальд — Иоланта, Л. М. Клементьев — Водемон, С. Е. Трезвинский — король Рене, Б. Б. Корсов — Роберт, С. Г. Власов — Эбн-Хакиа, Л. Г. Звягина — Марта. (На московскую премьеру отликнулся Н. Д. Кашкин, в двух статьях своих дав объективную, исторически верную оценку сочинению. Знаменательными окажутся слова критика о том, что «„Иоланта" всегда останется дорогим, поэтическим произведением и займет место в ряду лучших созданий ее незабвенного автора».)
Сюжетом для оперы послужила лирическая драма датского писателя Генрика Герца «Дочь короля Рене». Чайковский познакомился с ней в феврале 1883 года, прочитав в одном из номеров «Русского вестника». Он был очарован поэтичностью сюжета, «оригинальностью и обилием лирических моментов» и тогда же решил положить его на музыку. Но либретто оперы, создаваемое Модестом Ильичом по русскому переводу драмы, сделанному В. Р. Зотовым, в котором она шла на сценах Александринского театра в Петербурге и Малого в Москве, было готово лишь к концу апреля 1891 года.Как и во многих других оперных сочинениях, в «Иоланте» Чайковский начал работу с тщательного обдумывания идеи, общего плана и отдельных музыкальных характеристик. Этот момент был чрезвычайно важен для творческого мышления композитора. Ведь в развитии сюжета, как правило, кульминацию представляет собой момент наиболее острого столкновения характеров (то есть образов-носителей идеи произведения, играющих переломную роль в развитии действия) или эпизоды, которые закрепляют новую ступень в развитии образа. В «Иоланте» идея, воплощенная в стремлении к свету, достигает наиболее полного выражения в момент, когда в душе слепой девушки впервые зародилась любовь и она узнала о существовании видимого мира — в сцене-дуэте Иоланты с Водемоном («Чтобы стать как ты, хотела б я узнать свет солнца»). И вот именно с кульминационного момента — сцены-дуэта, назвав ее «дуэтом о свете»,— и начинает писать композитор свою последнюю оперу.
Характеры действующих лиц в «Иоланте» имеют свои прообразы в предшествующих операх композитора. Искренняя, впервые глубоко полюбившая Иоланта, с кристально чистым, обаятельно-прекрасным душевным миром продолжает галерею пленительных женских образов Натальи, Татьяны, Настасьи, Марии, Лизы и является, в некотором смысле, итогом многолетних исканий Чайковского. Романтический образ восторженного мечтателя Водемона сродни Ленскому, отчасти Герману. Мужественный, темпераментный, но вместе с тем несколько рассудительный, иронически настроенный Роберт напоминает (при всем различии этих образов) князя Елецкого. Образ благородного, полного человеческого достоинства Рене — Гремина из «Евгения Онегина» и Кочубея из «Мазепы».
Как и в других операх, в «Иоланте» Чайковский характеризует действующих лиц, играющих второстепенную роль в развитии действия, сольным номером-портретом, подчеркивающим наиболее типичную сторону их характера или душевное состояние. Короля Рене он показывает прежде всего как любящего отца, трагически переживающего несчастье дочери. Пафос отцовской скорби раскрывается в его ариозо «Ужели роком осужден» («Господь мой, если грешен я...»). В образе Роберта подчеркивается его страстная влюбленность: ария — ликующе-радостный дифирамб возлюбленной («Кто может сравниться с Матильдой моей»). Образ мавританского врача Эбн-Хакиа композитор наделяет чертами мудрого спокойствия и рассудительности, выраженными в монологе «Два мира: плотский и духовный» (в теме его Петр Ильич использовал напев, услышанный от ремесленника из оружейной лавки в Константинополе. Облик чеканщика оружия — «серьезного, глубоко сосредоточенного человека» — он хотел также передать в облике Эбн-Хакиа).