А. И. Брюллова. П. И. Чайковский
К числу его антипатий, известной дикости в сношениях с людьми принадлежала ненависть к разговорам в вагоне. Как-то он ехал из Петербурга в Москву и на месте рядом с ним оказался Н. К. Ленц, горячий поклонник Петра Ильича, живший в Твери и устроивший там музыкальный кружок, который усердно разучивал и распространял сочинения Чайковского. Зная его ненависть к разговорам в вагоне и деликатность, которая не допустила бы его молчать со знакомым, Ленц, поздоровавшись, сказал: «Петр Ильич, я перейду в другой вагон и пошлю на свое место совсем вам чужого человека». Чайковский благодарно посмотрел на него.
Ленц исполнил свое намерение, но уже на следующей большой станции Чайковский разыскивает Ленца:
— Николай Константинович, ради бога, вернитесь ко мне. Это — ужасный господин, он все время интервьюирует меня.
Ленц, для которого желания Петра Ильича были выше всяких соображений вежливости, отправился к своему прежнему месту:
— Я раздумал, пустите меня сюда обратно.
— Но,— попытался возражать тот,— мне очень интересно, я беседую с Чайковским, я расспрашиваю о его сочинениях, о музыке, я хочу остаться здесь.
— Ну, как вам угодно, а уходите,— довольно резко возразил Ленц.
Злосчастному любителю разговоров со знаменитостью пришлось удалиться.
— Ну, Петр Ильич, будем спать, я очень устал, прощайте.
— Мне было все равно, что подумает обо мне этот господин,— говорил мне Ленц, рассказывая этот эпизод,— мне было важно устроить удобно и приятно Петра Ильича.
Этот самый Ленц, вместе с моим вторым мужем, переложил на восемь рук «Манфреда», которым мы все страшно увлекались и который очень труден в четыре руки. Ленц с женой и я с мужем разучили аранжировку и сыграли ее Чайковскому. Он остался так доволен, что не сделал ни одного замечания и отдал Юргенсону в печать3. Ленц так поклонялся Петру Ильичу, что в назначенный для проигрывания день, хотя жена чувствовала себя очень плохо, он категорически заявил ей, что она не может не ехать, раз Петр Ильич назначил. Она приехала, хорошо сыграла свою партию, а на другой день у нее оказалась корь.
В другой раз Чайковский встречает в вагоне Вержбиловича. «Ах, Петр Ильич, как кстати. Со мной в одном отделении едет Тургенев. Ему очень хочется познакомиться с вами. Я пойду приведу его». Вержбилович уходит, а Петр Ильич, как тать ночной, потихоньку пробирается в третий класс и прячется там до прихода поезда в Москву и до выхода последнего пассажира. «Зачем вы это сделали? — спросила я, когда он, как школьник, обманувший наставника, рассказывал это.— Разве вы не любите Тургенева?» — «Страшно люблю, поклоняюсь ему, но что бы я сказал ему? Мне было очень неловко, и я сбежал».
На прогулках ему всегда приходили музыкальные мысли, а потому он гулял всегда один, и близкие при встрече делали вид, что не замечают его. Как-то раз, в ноябрьскую слякоть, уже в сумерках, я столкнулась с ним у Биржевого моста (он всегда выбирал самые захолустные места). Пройти мимо нельзя было, я подала ему руку и хотела идти дальше. «Нет, пойдемте вместе,— сказал он со своей обычной рыцарской вежливостью,— я теперь ни о чем не думаю». Зная его хорошо, я отговорилась спешным делом и быстро удалилась, уверенная, что доставляю ему удовольствие, не нарушая ход его мыслей.