И. В. Липаев. Из воспоминаний артиста-музыканта
Мы вышли в сад и незаметно удалились в одну из глухих его аллеек.
— Пожалуйста, не вините меня. Уставы я искал, но толку из этого не вышло. Я думаю, придется отложить до осени.
Я успокоил его, как мог, и сказал, что к разработке устава приступил самостоятельно, без позаимствований. Пока мы успели кое о чем перекинуться [словами], раздался звонок. Я торопился идти в оркестр, и мы расстались.
Чайковский пробился сквозь густую стену стоявшей публики и встал в уголке. Но подошел Н. А. Римский-Корсаков и увел его в ряды кресел. «Щелкунчик» до того понравился слушателям, что оркестру пришлось повторять чуть ли не каждый номер этой сюиты. Когда она кончилась, Чайковский быстро встал, направляясь к выходу. Ему загородили дорогу и умышленно не пускали к двери. Кто-то крикнул: «Автора!»
— Автора, автора! На эстраду! — кричали сотни голосов.
Человека четыре подхватили Чайковского под руки и буквально поволокли к эстраде. Оторопевший, сконфузившийся, он начал откланиваться, и в зале поднялся невообразимый шум, крик, особенно когда оркестр заиграл туш. Дамы вырывали из своих петличек цветы и бросали их Чайковскому. Когда овации немного ослабли, Петр Ильич, весь обливаясь потом, тяжело переводя дыхание, пришел в нашу артистическую комнату. Он поблагодарил артистов за хорошее исполнение и, переходя от одного к другому, со всеми перецеловался.
После этого мы прошли опять в сад. Публика и тут начала ему рукоплескать. Растерявшись совсем, Чайковский опрометью бросился к дверям главного выхода, вскочил на извозчика и скрылся.
Дня через два я проходил по Невскому. Кто-то назвал меня по фамилии. Я обернулся и увидал Петра Ильича. Он собирался снова за границу, непременно обещаясь привезти оттуда уставы. Затем я только из газет узнавал о Чайковском, а к осени того же года о нем пропали всякие известия.
Только осенью 1893 года я вновь встретился с Чайковским в Москве. Первые слова, какими он меня встретил, были:
— Ах, эти уставы... Представьте...
— Но они теперь были бы излишни. Я принес готовый экземпляр устава задуманного общества4.
Петр Ильич обрадовался этому несказанно.
— Наливайте чай, а я...
При этом он выхватил у меня сверток и с сияющим лицом весь погрузился в чтение. Прежде читал он молча и спокойно, а потом засуетился, вскочил со стула, подошел к письменному столу и поспешно начал водить карандашом. Он ставил то знаки вопроса, то восклицания. Я стоял за его спиной и следил за отметками.
— Почему же в общество не могут вступить пятидесятилетние,— спросил он,— это несправедливо. Зачем преимущества, привилегии? Все должны быть равны...