И. И. Чайковский. Воспоминания о пребывании П. И. Чайковского в Таганроге и Одессе
Покойный брат Петр, проезжая не раз из Москвы в Тифлис к брату Анатолию (бывшему вице-губернатором в Тифлисе), по пути заезжал ко мне в Таганрог, где я служил агентом Русского общества пароходства и торговли.
Приезд родных к нам в Таганрог, а в особенности приезд брата Петра, был для нас с женой великой радостью. Таганрог ему нравился. Дом, который я занимал, по устройству своему и положению на высоком отвесном берегу с чудным видом дали Таганрогского залива, его комната наверху, где он поместился, по-видимому, также нравились ему. В этот третий и последний приезд брат был в очень хорошем расположении духа. Здесь кстати сказать, что между предпоследним и последним его приездом был большой промежуток времени Укоряя его в письмах, что он все обещает приехать к нам и не едет, получали от него всегда самобичующие ответы, сопровождавшиеся словами: «Будь я подлец, если не приеду к тебе в Таганрог» и т. д.
Но время шло, и брат долго не приезжал. [Я] жаловался на это в письмах к старшему брату Николаю. [Он] объяснял это тем, что брат Петр страшился моих вечных к нему просьб за того или другого лица нашего обширного музыкального мира, начинающего карьеру музыканта или домогающегося быть признанным музыкантом.
Я поверил этой догадке брата Николая и в последний приезд ко мне в Таганрог брата Петра дал себе слово ничем его не беспокоить, ни за кого не просить. Но сдержать это слово было решительно невозможно. Как только узнали о его приезде, а скрыть это было невозможно, многие обратились ко мне, прося быть ему представленными или же уговорить брата прослушать какого-нибудь птенца, по мнению его папаши или мамаши, подающего большие музыкальные надежды. Нечего было делать. Пришлось утруждать брата, считавшего себя счастливым, когда условиями путешествия он переставал на время быть предметом внимания публики, спасаясь от назойливости людей, искавших его только ради любопытства.
Я просил на этот раз принять действительно достойных глубокоуважаемых граждан города Таганрога, истых музыкантов Г. Г. Сука, М. С. Маврокордато и К. Н. Авьерино с сыном пятнадцати лет, талантливым скрипачом. Отрок этот, по совету брата, поступил в Московскую консерваторию. В настоящее время он солидный скрипач.
На извинения мои, что не сумел оберечь его покой, к удивлению моему, брат правдивым голосом уверил меня, что он нисколько не претендует на людей, ищущих его для дела, и что он считает себя нравственно обязанным в таких случаях быть полезным по мере сил. В довершение он изъявил желание поехать к почтенному 85-летнему старику Николаю Михайловичу Авьерино (деду молодого скрипача), композитору церковной музыки, введенной им при богослужении в греческой церкви. Говорить о том, насколько была обрадована семья Авьерино и Маврокордато, живших по случаю родства вместе, говорить не буду. Кто же не знает дара покойного брата пленять всех, кто имел с ним общение.
В этот приезд, повторяю, брат был в очень хорошем расположении духа. Так, гуляя с нами по многолюдной Петровской улице, идя рядом с моею женой, он совсем неожиданно спросил ее: «Хочешь, Соня, я сделаю сейчас скандал? Начну танцевать. Мне-то ничего, меня никто не знает,—это очень его радовало,— а вот тебе, которую весь Таганрог знает, тебе будет стыдно». И лишь стоило жене моей высказать сомнения, как брат Петр, седовласый человек, приговаривая: «Так вот же тебе... на... на... на», выделывал при всем честном народе непостижимые, отчаянные па. Услышав смех жены позади себя, я обернулся и увидел уже скромно идущего брата рядом со все еще неудержимо смеющейся женою.