Ю. И. Поплавский. Последний день Чайковского в Клину
25 октября минет год, как умер П. И. Чайковский. Как-то' не верится, что это было год тому назад. Утрата Петра Ильича для всех, кому дорога русская музыка, не изгладится годы. Он умер, из-за роковой случайности, в полном расцвете и силе таланта, создав почти накануне своей смерти Шестую симфонию. Кажется, нигде, как в этом произведении, не развертывался его гений так широко. Ее он называл своим реквиемом. И недаром: он как бы предчувствовал, что скоро покинет этот мир. В бумагах и письмах, относящихся к периоду этого колоссального творения, Петра Ильича преследует мысль о смерти. В одном письме он говорит: «Мне кажется, что я ничего не буду в состоянии написать после этой симфонии; это мое последнее произведение»1.
Между тем никогда не видел я Петра Ильича более оживленным и жизнерадостным, как в последний его приезд в Петербург2. Как пусто и холодно на душе теперь, когда вспоминаешь это чудное время, которое никогда уже не вернется; как ярко выступает все доброе, светлое, окружавшее этого идеального человека. Мне кажется, что последний визит мой к Петру Ильичу в Клин был только вчера.
Телеграмма о кончине Петра Ильича была получена в Москве 25 октября 1893 года. Вечером, двадцать шестого, выехав с утренним поездом в Петербург отдать последний долг праху покойного, я снова проезжал Клин, где всего девятнадцать дней назад мы с А. А. Брандуковым были встречены курчавым разбитным ямщиком, доставившим нас к подъезду двухэтажного деревянного дома со стеклянным крытым балконом, последнего по Московскому шоссе.
Петр Ильич занимал верхний этаж. Большой зал со шкафами нот по стенам и роялем посредине, столовая и спальня — вот все, что было необходимо для одинокого музыканта; все остальные комнаты обширного строения, кроме двух-трех — для гостей, были отданы в распоряжение Алексея, его неизменного слуги. Кроме зала, ни одна из комнат не напоминает жилища популярнейшего русского композитора, творца оперы «Евгений Онегин». В столовой, на видном месте, красуются премии из «Нивы» — собственность Алексея. В спальне, кроме постели, умывального и туалетного столиков, помещается у окна некрашеный сосновый стол и простое кресло. На столе стояла простая хрустальная чернильница, удивительная по работе фарфоровая головка Пьеро и несколько мелких вещиц самой грубой кустарной работы. Тут же лежала нотная бумага, перья и рукопись последнего фортепианного концерта, которую просматривал Петр Ильич при нашем приезде,— концерта, посвященного Дьемеру, игравшему под управлением Петра Ильича в Кембридже, где дирижеру был поднесен диплом на степень доктора музыки3.
Спальня эта и была, собственно, рабочим кабинетом Петра Ильича. Окна ее выходят в маленький, отгороженный забором сад с клумбами цветов, насаженных самим Петром Ильичом. Если, сидя на кресле, смотреть прямо перед собой, то, кроме облаков вверху, однообразной дали полей на горизонте и загадочной улыбки Пьеро, ничто не развлекает взора. За этим сосновым столом работал Петр Ильич, вставая в семь часов утра ежедневно. Ни в горах Швейцарии, ни на берегу Адриатики, ни в Америке не писал с такой охотой Петр Ильич, как у себя дома — в Клину. В зале, недалеко от камина, помещался большой, на тумбах, письменный стол с красивым дорогим письменным прибором и массою не менее ценных, изящных мелких вещиц. Стол этот предназначен был исключительно для корреспонденции.
Так как этот последний визит к Петру Ильичу был вместе с тем для меня первым посещением его в Клину, то я с радостью воспользовался позволением хозяина и добросовестно занялся исследованием содержимого шкафов и альбомов.