Жизнь Чайковского. Часть IV (1866 — 1877)
В моих воспоминаниях об этом лете Петр Ильич представляется гораздо менее радостным, чем в предшествовавшее. Днем он стал чаще прежнего совершать прогулки в одиночестве, отказываясь от моей компании, что меня очень обижало, и проводил время со всеми нами только по вечерам. В эти часы он не избегал общества, и мы всей семьей совершали большие экскурсии большею частью пешком в ближние леса, а иногда в экипаже в Стрельну, Михайловское, Знаменское и Петергоф. Но самыми приятными минутами всего дня для меня и для Веры Васильевны Давыдовой, музыкальным просветителем которой он состоял по-прежнему, были, коща по вечерам он садился к фортепиано и играл нам почти неизменно или одну из симфоний Шумана (первую и четвертую), или «Рай и Пери» его же, или Итальянскую симфонию Мендельсона. Особенно он увлекался «Раем и Пери» (только первой частью): при каждом исполнении он выражал свой восторг и всякий раз почти требовал особенного внимания, когда наступало появление героя юноши перед грозным властителем, и с исключительным умилением играл хор ангелов, прославляющих смерть молодого мученика, говоря, что выше этого ничего не знает в музыке. Довольно изменчивый в своих музыкальных пристрастиях, очень часто бранивший то, чем недавно восхищался и наоборот, «Раю и Пери» он остался верен до конца жизни, подобно тому, как был верен «Дон-Жуану», «Жизни за царя» и «Фрейшютцу».
Несмотря на симпатичную местность, на общество все более и более ценимой им семьи Давыдовых, на близость к отцу, на поэтическое впечатление поездки по Ладожскому озеру, — Петр Ильич не любил вспоминать лето, проведенное на даче Мятлева.
Причиной тому была С-мольная симфония, известная под названием «Зимние грезы». Ни одно произведение не далось ему ценой таких усилий и страданий.
Начал он сочинять ее весною в Москве и тогда уже считал ее первой и главной причиной расстройства нервов и бессонных ночей. Происходило это отчасти от непривычки к композиторским приемам и понятного смущения при первой большой работе после окончания курса в консерватории; отчасти по той неисповедимой случайности, по которой одно произведение дается легко, другое с трудом и усилием; но, самым вероятным образом, оттого, что он писал эту симфонию не только днем, но и по ночам. Оба раза, что он поминает об этой вещи в письмах, он говорит также и об «удариках», бессоннице, и всякий раз по поводу ночной работы. Несмотря на усидчивость и рвение, сочинение шло туго, и чем далее подвигалась симфония, тем нервы Петра Ильича расстраивались все более и более. Ненормальный труд убивал сон, а бессонные ночи парализовали энергию и творческие силы. В конце июля все это разразилось припадками страшного нервного расстройства, такого, какое уже больше не повторялось ни разу в жизни. Доктор Юргенсон (Главный доктор Пажеского корпуса.), призванный лечить его, нашел, что он был «на шаг от безумия», и первые дни считал его положение почти отчаянным. Главные и самые страшные симптомы этой болезни состояли в том, что больного преследовали галлюцинации, находил ужасающий страх чего-то, и чувствовалось полное омертвение всех конечностей. Насколько испытанные Петром Ильичем страдания от этой болезни были велики, можно заключить из того, что боязнь повторения ее на всю жизнь отучила его от ночной работы. После этой симфонии ни одна нота из всех его сочинений не была написана ночью. Таким образом, окончить вполне симфонию Петру Ильичу в это лето не удалось. Тем не менее и в этом виде он перед отъездом в Москву решил показать ее своим учителям, А. Рубинштейну и Н. И. Зарембе, питая надежду, что она будет исполнена в одном из собраний Русского музыкального общества в Петербурге. Но тут его ожидало горькое разочарование: симфония подверглась очень строгой критике и не была одобрена к исполнению. Зарембе, между прочим, не понравилась вторая тема первой части, которая самому автору очень нравилась своим контрастом с первою. Тем не менее авторитет профессоров был так велик, что Петр Ильич преклонился перед ним и увез симфонию в Москву с намерением ее переделать.
Сочинением этой симфонии исчерпывается вся композиторская деятельность Петра Ильича за время, истекшее после окончания курса консерватории. Все остальное, над чем он работал, было переинструментовкой F-дурной увертюры и инструментовкой С-мольной, произведений, оставшихся до сих пор в рукописи.