Биография Чайковского. Дезире Арто
Обстоятельства жизни Петра Ильича в Москве складывались благоприятно: материальные дела налаживались (хотя в связи с увеличением уроков в консерватории он очень утомлялся). Окружающие находили дарование Чайковского недюжинным, любили его. «Если б ты знал, Модька, как меня все любят; я даже не знаю, как благодарить за всю эту любовь»,— писал он брату. Тем не менее все чаще композитор хандрил, мечтал о тихой жизни в деревне, вдали от городской суеты. Он стал неразговорчивым, замкнутым, стремился всячески избегать общества, всевозможных знакомств. Блаженством ему представлялась жизнь около сестры; правда, он не знал, в какой форме может совершиться «присоединение» к ее семейству. Однако планам этим не суждено было осуществиться.
В первом представлении, открывшем сезон итальянской труппы в Москве,— в опере Россини «Отелло» Петр Ильич вновь услышал Дезире Арто, которая пленила его своим прелестным пением, артистическим обаянием, женственностью.
«Я очень подружился с Арто и пользуюсь ее весьма заметным благорасположением; редко встречал я столь милую, умную и добрую женщину»,— сообщает он сестре. А брату Модесту пишет о своих впечатлениях с еще большим восторгом: «...Если б ты знал, какая певица и актриса Арто! Еще никогда я не бывал под столь сильным обаянием артиста, как в сей раз. И как мне жаль, что ты не можешь ее слышать и видеть. Как ты бы восхищался ее жестами и грацией ее движений и поз!»
Любимой певице посвящает композитор свое новое сочинение — Романс для фортепиано, который вскоре исполняет Николай Рубинштейн, а затем его часто будут играть (еще при жизни композитора) и Антон Рубинштейн, и Павел Пабст, и Василий Сапельников, и другие пианисты. Романс не только пленяет искренностью вдохновенного чувства, но и заключает в себе те характерные черты творчества, которые делают музыку Чайковского абсолютно своеобразной и вместе с тем широко доступной.
Приняв решение связать свою судьбу с Желанной (так звучит в переводе с французского имя Дезире), Петр Ильич пишет отцу, прося его совета: «С Арто я познакомился еще прошлой весной, но был у ней всего один раз после ее бенефиса на ужине. По возращении ее нынешней осенью я в продолжение месяца ни разу у нее не был. Случайно встретились мы с ней на одном музыкальном вечере; она изъявила удивление, что я у ней не бываю; я обещал быть у нее, но не исполнил бы обещания (по свойственной мне тугости на знакомства), если б Антон Рубинштейн, проездом бывший в Москве, не потащил меня к ней. С тех пор я чуть не каждый день стал получать от нее пригласительные записочки и мало-помалу привык бывать у нее каждый вечер. Вскоре мы воспламенились друг к другу весьма нежными чувствами, и взаимные признания в оных немедленно за сим воспоследовали. Само собой разумеется, что тут же возник вопрос о законном браке, которого мы оба с ней весьма желаем и который должен совершиться летом, если ничто тому не помешает. Но в том-то и сила, что существуют некоторые препятствия. Во-первых, ее мать, которая постоянно находится при ней и имеет на свою дочь значительное влияние, противится этому браку, находя, что я слишком молод для дочери (Дезире была старше на пять лет.— Г. П.) и, по всей вероятности, боясь, что я заставлю ее жить в России. Во-вторых, мои друзья, и в особенности Рубинштейн, употребляют самые энергические меры, дабы я не исполнил предполагаемый план жениться. Они говорят, что, сделавшись мужем знаменитой певицы, я буду играть весьма жалкую роль мужа моей жены, то есть буду ездить с ней по всем углам Европы, жить на ее счет, отвыкну и не буду иметь возможности работать, словом, что, когда моя любовь к ней немножко охладеет, останутся одни страдания самолюбия, отчаяние и погибель. Можно было бы предупредить возможность этого несчастья решением ее сойти со сцены и жить со мной в России; — но она говорит, что, несмотря на всю свою любовь ко мне, она не может решиться бросить сцену, к которой привыкла и которая доставляет и славу и деньги. В настоящее время она уехала уже петь в Варшаву, мы остановились на том, что летом я приеду в ее имение (близ Парижа) и там должна решиться наша судьба.
Подобно тому как она не может решиться бросить сцену, я с своей стороны колеблюсь пожертвовать для нее всей своей будущностью, ибо не подлежит сомнению, что я лишусь возможности идти вперед по своей дороге, если слепо последую за ней».
Помолвка состоялась. Тем временем московские друзья Петра Ильича, и в особенности Николай Григорьевич, принимали втайне такие ловкие и хитрые интриги, боясь женитьбы молодого композитора и бесславного окончания его деятельности, обещавшей столь многого в будущем, что сватовство расстроилось: во время летнего отъезда за границу Дезире, казалось бы, совершенно неожиданно решила оставить Петра Ильича. Это известие его потрясло. Когда Николай Григорьевич сообщил ему о том, что Арто вышла замуж за испанского певца Падиллу (Мариано Падилья-и-Рамос) и добавил: «Ну, не прав ли я был, когда говорил, что не ты нужен в мужья?! Вот ей настоящая партия, а ты нам, пойми, нам, России нужен, а не в прислужении знаменитой иностранке», Петр Ильич (по воспоминаниям московского приятеля композитора де Лазари) не сказал ни слова, а только побледнел. (Как знать, может быть, именно самопожертвование, истинная, глубокая любовь Дезире, осознание ею невозможности счастливого соединения с Петром Ильичом без компромиссов, непоправимых для его творчества, а значит, и всей его жизни, стали причиной неожиданного разрыва.)
«История с Арто разрешилась самым забавным образом; она в Варшаве влюбилась в баритона Падиллу, который здесь был предметом ее насмешек,— и выходит за него замуж! Какова госпожа? Нужно знать подробности наших отношений с ней, чтобы иметь понятие о том, до какой степени эта развязка смешна»,— сообщил Петр Ильич родным.
Так 1868 год окончился крушением всех надежд, глубоким разочарованием. Понял ли Чайковский истинную причину этой «вероломной» измены своей невесты, догадывался ли о ней? Одно лишь ясно, что необычайное преклонение перед Дезире, как великолепной артисткой, гениальной (по свидетельству современников, а не только признанию Петра Ильича) певицей, очаровательной женщиной, оставалось в нем неизменным и теперь, и много лет спустя. Он не мог скрывать ни от себя, ни от родных этого чувства. Через год после разрыва Петр Ильич будет «с лихорадочным нетерпением» поджидать приезда Арто, а слушая ее исполнение, еще раз убедится, что она — «одна из величайших художниц в мире». Спустя четыре года, ожидая выступления певицы в Москве, композитор снова признается, что готов будет «прискакнуть от радости», когда она приедет.