Биография Чайковского. Отголосок пережитого
В этом произведении — своей первой инструментальной драме — Чайковский воплотил еще более определенно мысль о единении художника с народом, который может дать силу, вернуть к жизни после страданий и потерь.
Пересказывать содержание симфонического произведения композитор считал невозможным, так как видел «свойство инструментальной музыки» именно в том, «что она не поддается подробному анализу», и помнил слова Генриха Гейне: «Где кончаются слова, там начинается музыка». Но тем не менее по просьбе Надежды Филаретовны он попытался описать программу сочинения в целом и его отдельных частей хотя бы в общих чертах: «Интродукция есть зерно всей симфонии, безусловно, главная мысль... Это фатум, это та роковая сила, которая мешает порыву к счастью дойти до цели, которая ревниво стережет, чтобы благополучие и покой не были полны и безоблачны, которая, как дамоклов меч, висит над головой и неуклонно, постоянно отравляет душу. Она непобедима, и ее никогда не осилишь. Остается смириться и бесплодно тосковать... Вся жизнь есть непрерывное чередование тяжелой действительности с скоропреходящими сновидениями и грезами о счастии... Вот приблизительно программа первой части.
Вторая часть симфонии выражает другой фазис тоски. Это то меланхолическое чувство, которое является вечерком, когда сидишь один, от работы устал, взял книгу, но она выпала из рук. Явились целым роем воспоминания. И грустно, что так много уж было да прошло, и приятно вспоминать молодость. И жаль прошлого, и нет охоты начинать жизнь сызнова. Жизнь утомила. Приятно отдохнуть и оглядеться. Вспомнилось многое! Были минуты радостные, когда молодая кровь кипела и жизнь удовлетворяла. Были и тяжелые моменты, незаменимые утраты. Все это уж где-то далеко. И грустно, и как-то сладко погружаться в прошлое...
Третья часть не выражает определенного ощущения. Это капризные арабески, неуловимые образы, которые проносятся в воображении... Среди них вдруг вспомнилась картинка подкутивших мужичков и уличная песенка... Потом где-то вдали прошла военная процессия...
Четвертая часть. Если ты в самом себе не находишь мотивов для радостей, смотри на других людей. Ступай в народ. Смотри, как он умеет веселиться, отдаваясь безраздельно радостным чувствам. Картина праздничного народного веселья. Едва ты успел забыть себя и увлечься зрелищем чужих радостей, как неугомонный фатум опять является и напоминает о себе. Но другим до тебя нет дела. Они даже не обернулись, не взглянули на тебя и не заметили, что ты одинок и грустен. О, как им весело! Как они счастливы, что в них все чувства непосредственны и просты. Пеняй на себя и не говори, что все на свете грустно. Есть простые, но сильные радости. Веселись чужим весельем. Жить все-таки можно».
В письме к Танееву Чайковский указывает, что по общему содержанию Четвертая симфония близка Пятой Бетховена — и идейно-философской концепцией, отражающей мятежный дух победившего революционного народа в гениальном финале, в основе которого лежит песня французской революции, и знаменитым «фатумом» — трубной фанфарой: «Так судьба стучится в дверь». Тема «фатума» в симфонии Чайковского — носитель зла, олицетворение всего жестокого, разрушающего, что стоит на жизненном пути героя и с чем невозможно бороться в одиночку. Но когда герой вместе с народом, настигший его фатум бессилен.
Воплощая свой замысел, композитор переосмыслил традиционную трактовку частей в симфоническом цикле. Первая часть симфонии разрослась до грандиозных размеров, почти равных трем последующим частям. Две средние части (медленная лирическая и быстрая скерцозная) подводят к кульминации сочинения — финалу, где драматические образы получают оптимистическое решение. Положив в основу последней части симфонии мелодию русской народной песни «Во поле береза стояла», композитор развил этот музыкальный образ иначе, чем в трех первых симфониях (там финалы имеют также народно-массовый характер). Он придает драме, которая была определена в центральной (первой) части симфонии, психологическую направленность. Поэтому жизнерадостный плясовый мотив в итоге разработки после столкновения лирического образа с образом фатума приобретает черты героические, мужественные.Четвертая симфония — сочинение ярко национальное, тесно связанное со всем, что было так дорого композитору: русской природой, бытом, характерами, песнями своего народа. Он говорил, что страстно любит не только русскую природу и народные песни, но и русского человека, русскую речь, русский склад ума, русскую красоту лиц, русские обычаи. Любовь эту выразил он и в музыке Четвертой симфонии.
Петр Ильич не мог присутствовать на премьерах нового произведения, состоявшихся в Москве 10 февраля 1878 года (под управлением Н. Г. Рубинштейна) и в Петербурге — 25 ноября того же года. Находясь во Флоренции, он ждал сообщений... Наконец от Модеста Ильича пришло письмо: «Если возможен фурор после исполнения симфонических вещей, то твоя симфония произвела его. После первой части аплодисменты были умеренные... После второй части уже значительно более аплодисментов, так что Направник должен был даже поклониться: после Скерцо — fff криков, топания и bis'ов. Направник кланяется один раз... другой... Шум только усиливается, до тех пор пока не подымается дирижерский жезл; тогда все затихает и дает место твоим пиццикато. После этого опять крики, вызовы, поклоны Направника и проч. Final оканчивает свои заключительные аккорды вместе с хлопаньем, криками и топаньем ног».