Биография Чайковского. Встреча с прошлым
Через неделю после петербургской премьеры «Иоланты» и «Щелкунчика» Петр Ильич выехал в Берлин, где думал окончательно решить, куда же направиться отдохнуть перед предстоящим авторским концертом. Но остановившись на некоторое время в Берлине, он продолжил начатую ранее работу над симфонией «Жизнь», к которой возвращался урывками в течение прошедшего года. Он внимательно ее просмотрел, стараясь объективно отнестись к новому сочинению. Критика его была суровой и приговор вынесен безжалостно. «...Симфония написана просто, чтобы что-нибудь написать,— ничего сколько-нибудь интересного и симпатичного в ней нет. Решил выбросить ее и забыть о ней. Решение это бесповоротно, и прекрасно, что оно мной принято»,— написал он В. Л. Давыдову. (К счастью, рукопись не была уничтожена. Спустя более полувека С. С. Богатырев восстановит по эскизам весь текст симфонии и завершит инструментовку.)
Из Берлина Петр Ильич поехал в швейцарский город Базель, находясь в котором надумал повидаться со своей гувернанткой Фанни Дюрбах. Она жила теперь на юге Франции — в Монбельяре. Известив ее письмом о своем приезде, он, по собственному признанию, «с каким-то болезненным страхом, почти ужасом» ожидал этого свидания. Ему казалось, что он отправляется «точно в область смерти и давно исчезнувших со сцены мира людей».
«...Память — одно из самых благодатных даров неба. Для меня нет высшего наслаждения, как погружаться в прошедшее. Воспоминания, как луч лунного света, имеют свойство озарять прошедшее как раз настолько, что все худое не замечается, что все хорошее кажется лучше»,— размышлял Петр Ильич. И когда он вспоминал тех, с кем ему больше не суждено было увидеться (а ушедших из жизни родных и близких друзей было так много: горячо любимые мать и отец, сестра, племянницы, Н. Г. Рубинштейн, Н. А. Губерт, Ф. Лауб, И. И. Котек, К. Ю. Давыдов, Д. В. Разумовский, Н. Д. Кондратьев и другие), ему становилось «болезненно жаль прошлого, и жутко сознавалась стремительность и невозвратность прошлого». Боль этих утрат он чувствовал до конца жизни. «Никогда не помирюсь с мыслью, что моя мать, которую я так любил и которая была таким прекрасным человеком, исчезла навсегда»,— говорил он. И после долгих лет разлуки он любил ее так же, «какой-то болезненно-страстной любовью». Именно это необыкновенно глубокое чувство, ставшее сердечным откликом на нежность и ласку матери, которая, по его словам, оставила неизгладимый след в его душе, может служить объяснением того трогательного отношения, сохранившегося на протяжении всей жизни к своим братьям-близнецам Анатолию и Модесту, осиротевшим в четырехлетнем возрасте (Петр Ильич был старше их на десять лет).
И вот он в Монбельяре. Фанни было уже семьдесят лет, но она мало изменилась за время их сорокачетырехлетней разлуки, и он сразу ее узнал. «Она приняла меня так, как будто мы всего год не виделись, с радостью, нежностью и большой простотой,— описывал Петр Ильич встречу старшему брату.— Мне сейчас же стало понятно, почему и родители и мы все ее очень любили. Это необыкновенно симпатичное, прямое, умное, дышащее добротой и честностью существо. Немедленно начались бесконечные припоминания прошлого и целый поток всяких интереснейших подробностей про наше детство, про мамашу и всех нас... Прошлое со всеми подробностями до того живо воскресло в памяти, что казалось, я дышу воздухом воткинского дома... По временам я до того переносился в это далекое прошлое, что делалось как-то жутко и в то же время сладко и все время мы оба удерживались от слез... Весь следующий день я опять провел с ней неразлучно...»
Эти встречи с другом детства глубоко взволновали композитора, оставили неизгладимый след в душе его.
На концерте в Брюсселе, состоявшемся 2/14 января, Петр Ильич дирижировал Третьей сюитой, сюитой из балета «Щелкунчик», фрагментами из Серенады для струнного оркестра, увертюрой «1812 год», Первым фортепианным концертом (солист Ф. Руммель). От гонорара композитор отказался, так как концерт был устроен Обществом вспомоществования артистов.
Этот концерт открыл серию триумфальных выступлений композитора перед почитателями своего творчества за рубежом и в России в начале 1893 года.
16, 21, 22, 23 и 24 января Чайковский выступил с концертами в Одессе. Два из них, организованные Обществом любителей музыки, были благотворительными. «Одесские новости» отмечали, что благодаря любезности композитора и небогатые люди будут иметь возможность услышать его произведения под его личным управлением. К этому времени была приурочена и премьера в Одессе «Пиковой дамы». Петр Ильич присутствовал на репетициях и на двух первых спектаклях, восторженно и тепло встречаемый артистами и публикой. «Чествовали меня там на все лады так обильно, много и торжественно, как никогда нигде»,— сообщал он Анатолию Ильичу.
Все это время, пока совершалась концертная поездка, мысль о создании симфонии с определенной программой не покидала композитора. Он тяготел не к какому-либо жанру с «сюжетом», а именно к симфонии — лишь она могла бы стать музыкальной исповедью души, «на которой многое накипело и которая по существенному свойству своему изливается посредством звуков». Симфония — «самая лирическая из всех музыкальных форм», считал он, и потому, «не должна ли она выражать все то, для чего нет слов, но что просится из души и что хочет быть высказано?»
Нахлынувшие заветные и светлые воспоминания еще более обострили грусть и невыразимую тоску по родине и близким, которые Чайковский постоянно испытывал, находясь за границей, но в этот раз было особенно тяжело. Сколько раз пытался он объяснить родным, друзьям свое состояние: «Если бы все мое путешествие состояло только из репетиций и концертов, то оно было бы даже приятно. Но, к сожалению, меня одолевают приглашениями на завтраки, обеды и ужины; я никогда не бываю один и вследствие того чувствую такую усталость, такую тоску, что нередко, попавши домой, плачу, как маленький ребенок. В тоске, которая гнетет меня, есть что-то болезненное, жгучее и в высшей степени мучительное. Говорю Вам совершенно искренно, что я не выдержал бы и уехал бы домой, если б не мысль, что в лице моем чествуется русская музыка вообще и что я должен являться туда, где мной интересуются».