Биография Чайковского. Исповедь в музыке
К моменту возвращения в Клин композитор уже горел желанием начать сочинение Шестой симфонии. 10 февраля он пишет Анатолию Ильичу: «Я теперь весь полон новым сочинением (симфонией) и мне очень трудно отрываться от этого труда. Кажется, что у меня выходит лучшее из всех сочинений». О новой симфонии он сообщает и Модесту Ильичу, заметив, что после намерен сочинить и новую оперу, для которой просит его подыскать либретто. А затем 11 февраля — и племяннику Бобу, В. Л. Давыдову, которому посвятит сочинение: «Во время путешествия у меня явилась мысль другой симфонии, на этот раз программной, но с такой программой, которая останется для всех загадкой,— пусть догадываются, а симфония так и будет называться: Программная симфония (№ 6)... Программа эта самая что ни на есть проникнутая субъективностью, и нередко во время странствования, мысленно сочиняя ее, я очень плакал. Теперь, возвратившись, стал писать эскизы, и работа пошла так горячо, так скоро, что менее чем в четыре дня у меня совершенно готова была первая часть и в голове уже ясно обрисовывались остальные части. Половина третьей части уже готова. По форме в этой симфонии будет много нового, и, между прочим, финал будет не громкое аллегро, а наоборот, самое тягучее adagio. Ты не можешь себе представить, какое блаженство я ощущаю, убедившись, что время еще не прошло и что работать еще можно».
Работа над симфонией прерывалась дважды: в марте — на девять дней, в связи с назначенными ранее на 7 и 14 марта авторскими концертами, а затем в мае — в связи с поездкой в Лондон по случаю присуждения почетной степени доктора музыки Кембриджского университета. Петру Ильичу предстояло дирижировать в Москве сюитой из балета «Щелкунчик», а в Харькове — Второй симфонией, фантазией «Буря» и увертюрой «1812 год». Кроме того, в программу концерта, устраиваемого Харьковским музыкальным обществом, входили Скрипичный концерт и ряд вокальных сочинений. Желающих попасть на выступление прославленного композитора было так много, что после двух репетиций Петр Ильич предложил открыть доступ любителям музыки, студентам, учащимся по сниженным ценам на генеральную репетицию. «Это был настоящий праздник,— вспоминает скрипач И. Е. Букиник, игравший в оркестре под управлением Чайковского в эти памятные дни.— ...Петр Ильич во фраке с белым галстуком вошел на эстраду незаметно, скромно и стал пробираться к своему месту. Публика заметила его раньше, чем заметил оркестр. Публика зааплодировала, кричала „ура, браво, привет великому композитору, привет нашему гостю", и все аплодировали, аплодировали. Оркестр, стоя, и хор исполнили „Славу" из первого акта оперы „Мазепа". Приветствия публики не прекратились после „Славы",— и весь зал, и эстрада — всё было обращено к Петру Ильичу, который стоял около дирижерского пульта, немного бледный, опираясь рукой на стул, и смотрел прямо перед собой. Несколько раз он поклонился, и это вызвало еще большее приветствие. Наконец он поднялся на подмостки своего пульта, в зале стало тише, мы приготовились уже начинать играть, но оказалось, до начала концерта еще далеко. Вдруг на эстраду поднялся член музыкального общества Велитченко и прочел адрес Петру Ильичу от имени дирекции музыкального общества. Адрес этот публика, оркестр и хор выслушали стоя. Вот его текст: „Глубокоуважаемый Петр Ильич... Со свойственной Вам отзывчивостью к нуждам русских музыкальных учреждений, с обычным теплым участием в их судьбе, с добрым желанием содействовать их преуспеванию Вы откликнулись на наш призыв, и за это примите наше искреннее спасибо. Ваш приезд составляет, однако, событие не только в жизни того скромного учреждения, во главе которого мы имеем честьсостоять,— он является истинным торжеством и для всех присутствующих здесь поклонников Вашего музыкального гения, Вашей неутомимой, изумительной расторопной творческой деятельности и всего созданного для русской музыки этой деятельностью... Привет же и слава Вам, вдохновенному творцу этих звуков, наш неподражаемый, высокоталантливый художник, честь, гордость и украшение нашей страны".
Когда Петр Ильич принимал адрес, публика снова неистово аплодировала... Эти приветствия и овации продолжались в течение всего концерта и достигли наибольшей силы по окончании увертюры „1812 год". Хорошо эта увертюра была исполнена во время генеральной репетиции, еще лучше она была исполнена на самом концерте. Исполнители слились с дирижером в одно целое, в единый творческий порыв... Молодежь из публики и учащиеся музыкального училища вбежали на эстраду, посадили Петра Ильича в кресло и на руках понесли его, сидящего в кресле, через весь зал, сопровождаемые приветствиями и аплодисментами...»