В. Н. Герард. Чайковский в училище правоведения
Мягкость и деликатность в отношениях со всеми товарищами делали Петра Ильича всеобщим любимцем. Я не помню ни одной крупной ссоры его, никакой вражды с кем-либо. Первые годы пребывания в Училище мы были довольно чужды друг другу. В последних классах младшего курса, однако, уже началось сближение; некоторое время мы сидели за одним и тем же пультом. Настоящая дружба наша разгорелась в старшем курсе и в особенности в первом классе1. В эту эпоху я вел дневник, в котором изливал восторженное чувство первой любви к одной даме, и помню, что одновременно благодарил судьбу за то, что рядом с этой любовью мне была ниспослана такая идеальная дружба.
Помимо безотчетной взаимной симпатии нас связывала любовь к театру. Петр Ильич повел меня как-то с собой на представление «Вильгельма Телля» в итальянской опере. Пели Тамберлик, Дебассини и Бернарди2. Впечатление было так сильно, что с этого дня я стал страстным любителем оперы и часто посещал ее вместе со своим другом. Кроме того, мы любили французский театр, который вообще был в моде среди правоведов. В то время в Михайловском театре (до его перестройки) существовал балкон на 52 места. Нам не разрешали ходить в кресла, и случалось, особенно в бенефисы любимых артистов, что все 52 места балкона были заняты правоведами.
Хотя слава Петра Ильича как музыканта стушевывалась перед славой поэта Апухтина, в котором все видели будущего Пушкина, талантливость его все же обращала на себя внимание, но серьезно никто из товарищей не думал о славе будущего композитора3. Я отлично помню, как после спевок в Белой зале, по уходе Ломакина, Петр Ильич садился за фисгармонию и фантазировал на заданные темы. Можно было указать ему какую-нибудь мелодию, и он без конца варьировал ее. Главным образом темами для этих импровизаций были недавно слышанные новые оперы.
Как ученик Петр Ильич был способный, но умеренно прилежный и очень рассеянный, а впоследствии, как чиновник, не выделялся ни в хорошую, ни в дурную сторону4.
Оба мы любили общество. Я вспоминаю, как ради встречи с хорошенькой сестрой одного из правоведов мы вместе добивались приглашения на бал в пансион Заливкиной, и как эти старания увенчались успехом, и мы оба усердно танцевали.
Через Петра Ильича я был принят в его семье, хотя сравнительно с другими товарищами реже посещал ее, потому что последние два года училищной жизни страшно увлекался биллиардной игрой и чаще сидел у Вольфа (ресторан у Полицейского моста).
Общий дух правоведов значительно отличался от теперешнего. Стремление к франтовству стало проявляться только к концу пребывания в Училище. В эту эпоху даже в старшем курсе только у двух товарищей из нашего класса были собственные мундиры, и они за свое щегольство часто подвергались насмешкам других. Остальные все обходились казенными мундирами. Вообще направление и интересы были очень серьезные. Литература увлекала всех и поэтому к попыткам соперничать в элегантности с лицеистами большинство относилось почти с презрением.
Комментарии:
Герард Владимир Николаевич (1839—1903) — адвокат, председатель Совета присяжных поверенных округа Петербургской судебной палаты, основатель Общества защиты детей от жестокого обращения, защитник В. Засулич. В первые годы после окончания Училища правоведения служил вместе с Чайковским в департаменте Министерства юстиции.
Опубликовано: ЖЧ, т. 1, с. 96—97, 104 (частично); Воспоминания о Чайковском, изд. 2, с. 30—31; изд. 3, с. 31—32.
1 В Училище правоведения было семь классов, начиная с седьмого и кончая первым. Они были подразделены на два курса. В младший входили от седьмого до четвертого класса, а в старший от пятого до первого, то есть выпускного.
2 Мемуарист ошибся. В те годы «Вильгельм Телль» Россини не исполнялся. Вероятно, это был другой спектакль.
3 Другой товарищ Чайковского Н. И. Турчанинов, вспоминал: «Музыкальностью Петра Ильича, подобно большинству товарищей, я мало интересовался. .. Но я помню, как однажды он говорил мне о своей мечте написать оперу, и что когда-нибудь его опера будет поставлена на сцене. А я обещал быть на ее первом представлении. Это осуществилось, но не на представлении „Опричника", а „Кузнеца Вакулы". Я пошел на сцену, чтобы показать, что исполнил данное обещание, и имел радость встретить и обнять композитора, тогда сиявшего удовольствием и счастием» (ГДМЧ, дм2, № 98). В кн. П. П. Мещерский писал в «Гражданине» (1893), что в 1854 г. «наш учитель музыки, белый как лунь старик немец Карель, просиживал уже часы со своим любимым учеником Петром Чайковским, любуясь зачатками его таланта и его страстным прилежанием к фортепианной игре» («Новое время», 1893, 27 октября/8 ноября). Воспоминания товарищей по Училищу наводят на мысль, что их личное отношение к музыкальному искусству делало их внимательными или равнодушными к склонностям Чайковского, которые, по-видимому, он скрывал от большинства, лишь Апухтин запечатлел свои воспоминания в письме-стихах, адресованных Петру Ильичу (Полн. собр., соч., т. 6, с. 322).
4 Сохранившиеся документы опровергают мнение В. Н. Герарда. Уже в 1859 г., 30 ноября, в рапорте министру о желательности зачислить Чайковского в штат Первого отделения департамента, начальник его, Хвостов, писал: «...окончивший в 1859 г. курс наук титулярный советник Чайковский постоянным усердием и точным выполнением обязанностей обратил на себя особое внимание», а в 1862 г. директор департамента Топильский просил разрешения перевести Чайковского, на время отпуска Ф. И. Маслова, из Первого стола, где он тогда работал, столоначальником Второго стола, так как, «занимаясь постоянно с должным усердием, успел приобрести некоторую опытность в делах, подведомственных сему столу» (ЦГИА СССР, ф. 1405, оп. 63, д. 3350, л. 21, об.). Отсюда следует, что «плохо» Петр Ильич стал работать, скорее всего, после поступления в консерваторию.