Ф. И. Маслов. Воспоминания друга
Петр Ильич был любимцем не только товарищей, но и начальства. Более широко распространенной симпатией никто не пользовался. Начиная с изящной внешности, все в нем было привлекательно и ставило его в совершенно исключительное положение.
При поступлении в седьмой класс Петр Ильич особенно был дружен с Белявским, но вскоре последнего заменил я. Второе полугодие седьмого и первое полугодие шестого мы были почти неразлучны. С переходом в последний к нам присоединился Апухтин — мой земляк1. Так дело продолжалось до конца 1853 года, когда произошел разрыв. Я заболел и некоторое время пробыл в лазарете. Выйдя оттуда, был очень удивлен, увидев своим соседом по пульту не Чайковского. Он сидел со своим новым другом Апухтиным. Воспоследовала ссора. Прежние друзья перестали разговаривать между собой. В пятом классе мы помирились и до окончания курса, а затем на всю жизнь были в совершенно дружеских отношениях, но первоначальная интимность уже более не возобновлялась. С Апухтиным же я никогда уже более не сошелся.
В музыкальном отношении среди товарищей Петр Ильич, конечно, занимал первое место, но серьезного участия к своему призванию в них не находил. Нас забавляли только музыкальные фокусы, которые он показывал, угадывая тональности и играя на фортепиано с закрытой полотенцем клавиатурой. Со дня поступления он был певчим и первые три года состоял во вторых дискантах, для которых был запевалой. Это было необходимо, потому что туда ставили дискантов, плохих по голосу и слуху. Соседство фальшививших товарищей причиняло ему страдание. Тем не менее Ломакин2 всегда отмечал его. В седьмом и шестом классах Петр Ильич пел в трио «Исполаэти деспота» в Екатеринин день на архиерейском служении, а позже в пятом классе «Да исправится», но уже не в качестве дисканта, а альта. Регентом всегда бывал воспитанник первого класса. Это было необходимо потому, что на нем лежала не только обязанность чисто музыкальная. Приходилось собирать товарищей на спевки, для чего по отношению к взрослым требовался авторитет старшего по годам и положению в Училище. Но в 1853/54 году в старшем курсе не нашлось достаточно хорошего музыканта, чтобы стать регентом, и таковым был назначен воспитанник младшего курса Гамалей. В 1856/57 году его заменил Христианович (брат композитора), [в] 1857/58 году — Юренев, а в 1858 году осенью — Чайковский. Он оставался регентом недолго, не более двух месяцев, потому что не проявил ни умения, ни охоты командовать, и Селецкий, бывший сначала помощником, заменил его.
Курить Петр Ильич стал очень рано, хотя интимнейшие друзья его были не из курящих.
В будничной жизни он отличался своей беспорядочностью и неряшливостью. Он перетаскал товарищам чуть не всю библиотеку отца, но зато и сам, пользуясь чужими книгами, не заботился об их возвращении. В 1869 году в Москве у профессора консерватории, ничего общего с юриспруденцией не имеющего, я нашел юридические сочинения, «зажиленные» еще во время пребывания в Училище, и, между прочим, три экземпляра руководства Уголовного судопроизводства Стояновского.
Петр Ильич всегда был без учебников и выпрашивал их у товарищей, но и его пульт был тоже как бы общественным достоянием, в нем рылся кто хотел. В старшем курсе как-то во время экзаменов Петр Ильич готовился вместе со мной. Местом занятий мы избрали Летний сад, и чтобы не таскать с собой записок и учебников, прятали их в дупло одной из старых лип, прикрытое сверху досками. По окончании экзаменов я вынимал оттуда свои бумаги. Петр Ильич же постоянно забывал это делать, и его учебные пособия, может быть, и поныне гниют в одном из саженцев Петра Великого.
Петр Ильич увлекался литературой и принимал деятельное участие в журнале «Училищный вестник», издаваемом в пятом классе под редакцией Апухтина и Эртеля3. Его перу там принадлежала замечательно легко и остро написанная «История литературы нашего класса» [1854].
В последние годы училищной жизни Чайковский вел дневник под названием «Все», где изливал все тайны души, но был так доверчив и наивен, что держал его не под замком, а в том пульте, где в общем ворохе лежали его и чужие книги и тетради.
[В годы службы в департаменте Министерства юстиции] аристократизм его натуры, в смысле утонченной чувствительности к воспринимаемым впечатлениям, сказывался в том, что он стремился к сближению с верхами общества в переносном и буквальном значении слова, а также в том, что он питал глубокое отвращение к царившему тогда духу солдатчины4. Влечение ко всему красивому, ласкающему взор, между прочим, сказывалось в заботах о своей внешности. Будучи беден, он не мог элегантно одеваться, и это причиняло ему страдания.
Комментарии:
Маслов Федор Иванович (1840—1915), юрист, товарищ и друг Чайковского по Училищу правоведения и сослуживец по департаменту Министерства юстиции в 1860—1861 гг. Позже Ф. И. Маслов переехал в Москву, где дослужился до председателя департамента Московской судебной палаты. Чайковский был очень близок со всей семьей Масловых, постоянно бывал в их доме, неоднократно собирался побывать в их орловском имении Селище. Дружеские отношения Чайковского с Масловым скреплялись еще больше благодаря С. И. Танееву, любимому ученику композитора, который почитался в семье Федора Ивановича как родной.
Опубликовано: ЖЧ, т. 1, с. 97—98 (частично); Воспоминания о Чайковском, изд. 1, с. 394—396; изд. 2, с. 32—34; изд. 3, с. 33—35.
1 Имения Масловых Селище и Апухтиных Рыбница находились неподалеку одно от другого.
2 Г. Я. Ломакин был руководителем хорового пения в Училище. Хор воспитанников пел во время богослужения в домовой церкви училища.
3 М. И. Чайковский так комментирует это место: «Экземпляры [„Училищного вестника"] хранились в течение многих лет у Апухтина. Еще незадолго до кончины он поминал об этом В. Н. Герарду. Но, к сожалению, все попытки последнего разыскать их в бумагах покойного поэта остались безуспешными» (ЖЧ, т. 1, с. 96).
4 В период учения Чайковского в Училище правоведения директором был генерал-адъютант А. П. Языков. До дела Петрашевского в Училище царил демократический дух. После казни петрашевцев, среди которых были воспитаннйки Училища, царское правительство обратило внимание на либеральное воспитание будущих юристов и, отстранив принца Ольденбургского, назначило директором А. П. Языкова, который ввел в Училище солдатскую муштру, розги, карцеры и тому подобное. Ко времени поступления Чайковского этот режим был несколько ослаблен, однако ему пришлось быть свидетелем порки одного из товарищей.