С. Н. Нюберг-Кашкина. О Чайковском (Комментарии)
Нюберг-Кашкина Софья Николаевна (1872—1964) — дочь Н. Д. Кашкина.
Опубликовано: Воспоминания о Чайковском, изд 1, с. 260—275; изд. 2, с. 87—101; изд. 3, с. 88—102.
1 «Детский альбом», ор. 39, сочинен в 1873 г. Эскизы всех пьес были закончены в Каменке к 4 мая, переписаны к 20 июля и отосланы П. И. Юргенсону 29 июля. В октябре этого же года альбом вышел из печати. Альбом посвящен любимому племяннику композитора В. Л. Давыдову.
2 Вот что вспоминает об этом кружке Н. Д. Кашкин: «Одним из мест, часто посещаемых П[етром] И[льичом], был Артистический кружок, превратившийся впоследствии в обыкновенный клуб средней руки, но тогда бывший центром, в котором собирались писатели, артисты Малого театра, музыканты и вообще люди, интересовавшиеся искусством и литературой. Кружок был основан Н. Г. Рубинштейном при содействии [А. Н.] Островского и князя В. Ф. Одоевского и в первые годы своего существования собирал в своем помещении на Тверском бульваре, в доме Пукирева, лучшую часть интеллигентного общества Москвы. Собрания кружка не имели определенной программы, но почти всякий день устраивалось что-нибудь более или менее интересное. Очень нередко происходили чтения новых литературных произведений, в этих чтениях принимали участие Островский, Писемский, Чаев, Плещеев, граф В. А. Соллогуб и другие. Часто устраивались музыкальные вечера, в которых иногда играли квартеты, трио и т. д. или же принимали участие солисты из наиболее выдающихся; обыкновенно всякий приезжий виртуоз прежде всего играл в Артистическом кружке. В числе посетителей бывало много дам, вследствие чего устраивались танцы, причем таперами были все пианисты, начиная с Рубинштейна, и вообще музыканты. Иногда музыку танцев импровизировали Рубинштейн и [Иосиф] Венявский одновременно на двух фортепиано и на данные темы. Благодаря тому что в кружке сходился почти весь артистический мир Москвы, всегда возможно было устроить что-нибудь более или менее интересное в музыкальном отношении, чем стоявший во главе и бывший одним из старшин Н. Г. Рубинштейн умел очень хорошо пользоваться, особенно будучи всегда готов сам исполнить любой ансамбль. П. И. Чайковский редко участвовал в музыкальных исполнениях, разве приходилось кому-нибудь проаккомпанировать (он делал это превосходно), сыграть партию в четырех- или восьмиручной пьесе для фортепиано или, наконец, сменить какого-нибудь пианиста и поиграть для танцев. <...>
В Артистическом кружке П[етр] И[льич] сошелся довольно близко с А. Н. Островским, и знаменитый писатель всегда относился к нему с величайшим расположением; здесь же, вероятно, явилась мысль об опере „Воевода", для которой Островский охотно взялся сделать либретто из своей пьесы и вначале очень ревностно принялся за него, но потом другие работы постоянно отвлекали его, и два года спустя Чайковский сам с разрешения автора сделал конец. <.. .> Вообще учреждения, подобного Артистическому кружку первых годов его существования, теперь нет ни в Москве, ни в Петербурге. При всей простоте, царившей на его вечерах, они носили отпечаток какой-то умственной высокопоставленности и совсем не походили на вечера остальных клубов; остается жалеть, что такое учреждение не могло удержаться на своей высоте и впоследствии, перед закрытием, совсем упало во всех отношениях» (Кашкин. Воспоминания, с. 22—25).
3 Эти записи (дневник) находятся в ГДМЧ (у1, № 2, 3, 4).
4 Об этом маскараде рассказывает также с большими подробностями А. И. Соколова в воспоминаниях «Комический случай с П. И. Чайковским» (Исторический вестник, 1910, № 2, с. 557—571).
5 У Н. Д. Кашкина читаем: «Летом 1890 года я прогостил во Фроловском почти два месяца сряду. Место это уже утратило тогда для Петра Ильича свою первоначальную прелесть, потому что владелица продала лес на сруб и его вырубили почти весь. Но все-таки Фроловское было еще мило его обитателю своей уединенной тишиной; он даже подумывал о покупке его, но имение было слишком велико, и необходимо пришлось бы возиться с полевым хозяйством, что было немыслимо для Петра Ильича, так что мечты о покупке пришлось оставить. В первой половине лета вместе со мною во Фроловском гостили М. И. Чайковский и Г. А. Ларош. Сходясь вечером вчетвером, мы, кроме обычных занятий музыкой, чтением и беседами, иногда играли в карты, в винт. Петр Ильич играл охотно три роббера, но потом уставал, и карты мы бросали. Летом пошли в лесу и [в] парке в большом количестве грибы; Петр Ильич занимался собиранием их, вместо обычной прогулки, даже с некоторой страстностью и торжествовал, набирая грибов почти всегда более меня, довольно опытного в этом занятии; грибы за столом были у нас в разных видах ежедневно и, к удивлению нашему, не надоедали нам. Однажды утром, перед чаем, мы вышли с Петром Ильичем на террасу дома и любовались превосходной погодой; вдруг Петр Ильич с громким криком упал на землю; я испугался и не знал, что с ним делается; оказалось, что он просто увидел около террасы несколько белых грибов, закричал от страха, как бы я не захватил их прежде него, и повалился на землю с единственной целью преградить мне дорогу своим телом, самому ползком скорее добраться до кустов и взять оттуда грибы; мы немало потом смеялись этому охотничьему задору. Хорошо знакомый с лесом, Петр Ильич знал грибные места, но никому их не показывал, даже опасался, что за ним будут следить, и нарочно ходил разными обходами» (Кашкин. Воспоминания, с 164—165).