В. Э. Направник. Мои воспоминания о Чайковском
Время от трех до четырех часов посвящалось чтению, в четыре часа был чай, за которым хозяин продолжал читать и царило молчание. После чая, до восьми с половиной часов,— музыкальная работа и писанье писем. В восемь с половиной — ужин.
Время после ужина мы посвящали игре в четыре руки. У Петра Ильича была довольно большая музыкальная библиотека из переложений для четырех рук. Играли классиков, из новейших современных композиторов — Грига, Брукнера, Брамса; музыка последнего мало говорила душе Чайковского. Из русских авторов — Бородина, Римского-Корсакова, Глазунова, Рубинштейна, Аренского, [Г. Э.] Конюса («Детской сюитой» которого Чайковский очень увлекался) и «Демона» моего отца4. Никогда Петр Ильич не позволял играть свои собственные произведения ни в две, ни в четыре руки и сам их не играл. Я думаю, что происходило [это] оттого, что он всегда увлекался той вещью, над которой в данное время работал. А закончив сочинение, как-то остывал к своему детищу, и сплошь и рядом ему было даже неприятно слышать и вспоминать о нем. Так, на моей памяти он высоко ставил свои оперы «Мазепа» и «Чародейка» (имевшие наименьший успех) и находил, что «это, пожалуй, лучшие из моих опер». Один Петр Ильич играл редко; иногда в шутку играл мне разные отрывки, заставляя угадывать автора, и от души смеялся, когда я путал. Много заставлял меня играть одного и в это время молча ходил по комнате, вставляя свои замечания относительно исполняемого и исполнения. Петр Ильич «обожал» Моцарта и раз, слушая Andante из его фортепианной фантазии № 4, сказал, что из этой вещи может выйти отличный квартет для голосов. Он сам написал стихи «Ночь», и квартет под этим названием был разучен, по просьбе Петра Ильича, учениками Московской консерватории класса Е. А. Лавровской и прекрасно для него исполнен 9 октября 1893 года5. Квартет так понравился Чайковскому, что он попросил его повторить и сказал бывшему с ним Кашкину, что он сам не может дать себе отчет, почему эта необычайно простая мелодия так ему нравится.
Во время моего пребывания в Майданове Петр Ильич писал своему брату Анатолию [9 февраля 1892 года]: «...Проживает у меня теперь Володя Направник, оказавшийся очень приятным сожителем. Он серьезно готовится к экзамену и занят еще большее число часов дня, чем я, а музыкальность его для меня большое удовольствие, ибо с ним по вечерам с наслаждением играю в четыре руки, а иногда просто заставляю его играть себе разные мои любимые вещи».
Наша деревенская тихая жизнь два-три раза приятно нарушалась: был проездом на один-два дня Модест Ильич, приезжали С. И. Танеев и Н. Д. Кашкин. Танеев много играл нам, в частности бесподобно играл Моцарта. От природы молчаливый, он преображался в обществе Петра Ильича, блистая тонким юмором и наблюдательностью. Кашкин был великолепный оратор, образованнейший человек. Он знал буквально всех выдающихся русских людей своего времени, охотно и образно делился воспоминаниями о них.
На масленой Петр Ильич решил развлечься и поехать в Москву. Но в ту пору у него не было достаточно денег. Он занял у меня, причем велел мне рассовать деньги в разные книги своей библиотеки. После этого был позван Алексей, ведавший финансами композитора, и Петр Ильич спросил у него денег на поездку. После его отрицательного ответа Петр Ильич с самым невинным видом говорит: «А посмотри-ка, Алексей, нет ли чего-нибудь в такой-то книге и в такой-то?» И как ребенок радовался удивлению слуги.
Прибавлю еще мелкую подробность: когда я собрался покинуть Клин, Петр Ильич отдал мне свой долг и сказал: «А теперь мы с тобой должны порешить, сколько ты дашь на чай Алексею, сколько повару. Вот тебе для Алексея столько-то и для повара столько-то». И, несмотря на все мои энергичные протесты, он все же всучил мне эти деньги.
Итак, мы поехали на несколько дней развлекаться. Остановились в Большой московской гостинице, где Петр Ильич обычно жил во время наездов в Москву. Были в Большом и Малом театрах, часто завтракали у разных друзей и знакомых6. Москва в конце концов всегда была ближе и более родной для Петра Ильича, чем Петербург, и недаром после его кончины она оспаривала у Петербурга честь похоронить композитора на своей земле. Проведя несколько дней в Москве, мы все же с удовольствием вернулись домой, чтобы снова сесть за работу.