И. Э. Грабарь. Завет художника
На мою долю выпал счастливый случай встретиться с Петром Ильичом Чайковским и беседовать с ним. На всю жизнь осталась в моей памяти эта встреча, сыгравшая чрезвычайно важную роль в формировании моей личности, в моем творческом росте.
Восемнадцатилетним юношей приехал я в Петербург, чтобы учиться в университете. Я часто бывал тогда в Мариинском театре и увлекался музыкой. Моим любимым композитором был Чайковский. Вместе со своими товарищами-студентами я десятки раз ходил на спектакли, когда ставились его оперы и балеты, и был на премьерах «Спящей красавицы», «Пиковой дамы», «Щелкунчика» и «Иоланты». Сидя на галерке, мы неистово хлопали, крича до потери голоса и без конца вызывая автора.
В первые же месяцы после моего приезда в Петербург я свел близкое знакомство с семьей доктора Добрянского. Его жена была одаренной певицей и выступала в концертах под фамилией Марокетти. Завсегдатаем в доме Добрянских был некто Юлий Иванович Цет, венгерец-импресарио, организовывавший концерты Чайковского за границей и очень с ним друживший1.
Однажды вечером, когда я сидел у Добрянских, пришел Юлий Иванович вместе с Чайковским, которого он упросил зайти, чтобы послушать, как жена Добрянского поет партию Татьяны.
Петр Ильич нашел исполнение неплохим, посоветовал только взять более быстрый темп в сцене письма. Он был необычайно прост и бесконечно обаятелен.
Когда поздно вечером мы уходили, Чайковский, узнав, что я живу в том же доме, где он,— на углу Малой Морской и Гороховой,— предложил мне пойти вместе пешком. Надо ли говорить, как я был счастлив: я не только познакомился с композитором, которого прямо боготворил, но имел возможность еще с глазу на глаз говорить с ним.
Мы пошли по набережной Невы. Была чудная лунная ночь. Сначала мы шли молча, но вскоре Петр Ильич заговорил:
— Ведь вы хотите быть художником. Почему же вы пошли в университет?
Я объяснил, как умел, прибавив, что я мог бы задать ему подобный же вопрос: почему он до консерватории учился в Училище правоведения?
Он только улыбнулся, но промолчал.
После долгого молчания я вдруг отважился говорить, сказал что-то невпопад и сконфузился.
Не помню, по какому поводу и в какой связи с его репликой я высказал мысль, что гении творят только «по вдохновению», имея в виду, конечно, его музыку.
Он остановился, сделал нетерпеливый жест рукой и проговорил с досадой:
— Ах, юноша, не говорите пошлостей! Вдохновения нельзя ожидать, да и одного его недостаточно: нужен прежде всего труд, труд и труд. Помните, что даже человек, одаренный печатью гения, ничего не даст не только великого, но и среднего, если не будет адски трудиться. И чем больше человеку дано, тем больше он должен трудиться. Я себя считаю самым обыкновенным, средним человеком...
Я сделал протестующее движение, но он остановил меня на полуслове:
— Нет, нет, не спорьте, я знаю, что говорю. Советую вам, юноша, запомнить это на всю жизнь: «вдохновение» рождается только из труда и во время труда. Я каждое утро сажусь за работу и пишу. Если из этого ничего не получается сегодня, я завтра сажусь за ту же работу снова. Так я пишу день, два, десять дней, не отчаиваясь, если все еще ничего не выходит, а на одиннадцатый день, глядишь, что-нибудь путное и выйдет. Упорной работой, нечеловеческим напряжением воли вы всегда добьетесь своего, и вам все удастся больше и лучше, чем гениальным лодырям...
— Значит, бездарных людей вовсе нет?
— Во всяком случае, гораздо меньше, чем принято думать. Но зато очень много людей, не желающих или не умеющих работать.
Когда мы остановились у его подъезда на Малой Морской и он позвонил швейцару, я не удержался, чтобы не высказать одну тревожившую меня мысль:
— Хорошо, Петр Ильич, работать, если работаешь для себя и по собственному желанию. А каково тому, кто работает только по заказу? (Я имел в виду свои заказные работы.)
— Очень неплохо, даже лучше, чем по своей охоте. Я сам все работаю по заказам, и Моцарт работал по заказам, и ваши боги — Микеланджело и Рафаэль...
Швейцар открыл дверь, и ее темная пасть поглотила фигуру Петра Ильича.
Я долго стоял, раздумывая о новых, глубоко меня поразивших мыслях.
Слова Петра Ильича стали путеводной нитью моей жизни.
Комментарии:
Грабарь Игорь Эммануилович (1871—1960) — живописец, искусствовед, народный художник СССР, действительный член Академии наук СССР (с 1943) и Академии художеств СССР (с 1947).
Опубликовано: Огонек, 1940, № 12, с. 14; Воспоминания о Чайковском, изд. 1, с. 66—68; изд. 2, с. 338—340; изд. 3, с. 339—341.
1 27 июня 1889 г. Чайковский писал А. П. Мерклинг: «Послезавтра у меня будут гости из Петербурга (Сапельников, Цет)...» (Полн. собр. соч., т. 15-А, с. 141).