Ю. Л. Давыдов. Последние дни жизни П. И. Чайковского
Начальство корпуса, узнав из газет, чем болен Петр Ильич, перестало отпускать меня в город. Спасибо братьям Литке — я через них мог узнать, в каком положении находится больной. 24 октября меня вызвал Александр Николаевич Литке. Вошел он очень встревоженный, усталый и, волнуясь, рассказал, что деятельность почек прекратилась полностью и что врачи хотят посадить дядю в ванну в надежде вызвать их действие и сильным потом побороть начавшуюся уремию. Он говорил, что доктора крайне встревожены этим состоянием больного. Воспользовавшись тем, что Саня не спешил возвратиться к больному, я стал расспрашивать его о самочувствии дяди, в сознании он или нет, и о прочем. Из ответов привожу лишь более существенные. Петр Ильич часто впадал в бессознательное состояние и в бреду много говорил и, между прочим, о нашей с ним прогулке в Клину и боялся, что курьерский поезд его настигнет; говорил, что в голове у него столько еще планов и замыслов, частично уже оформившихся в его сознании... Вспоминал отца, мать, детство, всех нас и многих друзей, в том числе Надежду Филаретовну фон Мекк, своего «лучшего друга», высказывая чувство обиды, что она от него отвернулась. Чаще всего в его бреду фигурировала «проклятая курноска», как он называл смерть, и он гнал ее от себя. Когда Петр Ильич приходил в сознание, то очень сокрушался тем, что причиняет столько хлопот всем окружающим, всех жалел, извинялся и благодарил.
Вечером, около одиннадцати часов, мне удалось незаметно удрать из корпуса. Придя на Малую Морскую, я только тут узнал, что дядя Николай Ильич переселился туда, чтобы ухаживать за братом. От него я услышал, что Петр Ильич очень слаб, ванна не помогла, надежды очень мало. С этими сведениями, с больной душой спускался я по лестнице и, не выходя на улицу, сел на подоконник и дал волю душившим меня слезам...
Утренние газеты сообщили о кончине Петра Ильича. Как ни был я подготовлен к этому, все же весть эта как громом поразила меня. Закатилось солнышко — дядя, скончался гениальный творец звуков, умер дивный, отзывчивый человек.
Сообщение о кончине Петра Ильича Чайковского комментировалось всей периодической печатью, не только в России, но и во всем мире. В этот момент как никогда ярко выказалась популярность выдающегося композитора. Все воздавали должное великому музыканту.
Но на страницах некоторых газет, а главным образом в устной молве, появились сомнения в причине смерти. Стали поговаривать об отравлении, самоубийстве и прочей нелепице. В лагере учеников Льва Бернардовича Бертенсона распространялась версия, что болезнь, унесшая Петра Ильича, не холера или ее последствия, а отравление, и что об этом-де им говорил сам Лев Бернардович. Все это вздор. Я с полной уверенностью свидетельствую, что болезнь, уложившая Петра Ильича в могилу, была самая настоящая холера с последующим осложнением на почки, вызвавшим уремию, с которой расслабленный организм не смог справиться. Уремия и есть отравление крови мочой,— не это ли породило ложные слухи?8
В квартиру с останками Петра Ильича, кроме двух-трех ближайших родных, причта, служившего панихиды, и представителей общественного комитета по организации похорон, да и то только после дезинфекции, никто не допускался. Я в квартиру не входил и не видел Петра Ильича на смертном одре. Мое начальство взяло с меня слово, что я не войду, даже если разрешат родные.