Жизнь Чайковского. Часть IV (1866 — 1877)
№ 97. К А. И. Давыдовой.
14-го мая.
Милый друг Саша! Не писал к тебе так давно, потому что хотел принять окончательное решение относительно моего отъезда и никак не мог. Вот в чем дело. Шоссе из Москвы в Киев наполовину испорчено, а потому дилижансы ходят только до Довска, а затем пассажирам предоставляется ехать на перекладных по провалившемуся шоссе. Недели три тому назад я пошел в контору дилижансов взять билет; чиновник объявил мне, что я могу взять билет на 16-ое мая только до Довска и прибавил, что к этому времени дорога будет исправлена. Я имел неосторожность взять билет и заплатить 19 руб. с тем, что в день отъезда мне переменят билет до Киева. Теперь оказывается, что шоссе точно так же испорчено, как и прежде, и исправлено будет не раньше июля, а дилижансы все-таки ходят до Довска. О дороге между Киевом и Довском здесь рассказывают такие ужасы, что из Москвы я не решаюсь ехать, хоть оно, может быть, и глупо. Ты не можешь себе представить, как эта глупая помеха расстроила меня. Целую зиму я только и мечтал о Каменке, о свидании с вами, о покое душевном, который только у вас нахожу, и вдруг это глупейшее шоссе! Братья тоже не могут решиться ехать к вам. Они умоляют теперь меня приехать в Петербург, чтобы все это хорошенько обдумать и положить решение сообща.
Если ты будешь удивляться отвращению, которое внушает мне путешествие от Довска до Киева, то я тебе скажу, что, кроме неудобства, меня останавливает также недостаточность финансов, ибо у меня на дорогу в Каменку хватает только в случае возможности ехать до Киева в дилижансе, ибо деньги за мой перевод Геварта я получу только в августе. Итак, целую тебя, Леву, детей до бесконечности и проч...
Поездка в Петербург не устранила, однако, затруднений и скорее увеличила их тем, что вовлекла Петра Ильича в расход на это путешествие. В Петербурге денег на поездку в Каменку оказалось еще меньше, чем в Москве. Вообще, более сильной нужды Петр Ильич никогда не знал ни до, ни после этого времени. Дело дошло до того, что первую ночь по приезде ему пришлось провести под открытым небом, без ночлега, гуляя по улицам столицы и сидя на скамейке Адмиралтейского бульвара. Произошло это оттого, что он утром с железной дороги приехал прямо к Е. А. Шоберт, у которой квартира оказалась переполненной, но не настолько, однако, чтобы не провести там время, днем. В лицах, готовых его приютить на ночь, конечно, недостатка не было, и в этом сознании он отдался радости свидания с братьями, в расчете найти себе пристанище на ночь позже и не заметил, как время прошло до вечера. Расставшись с близнецами, он, однако, постеснялся идти к кому-либо нахрапом ночевать, а на номер в гостинице денег не было — оставалось одно: ждать утра на улице.
Так как о поездке в Каменку, да еще втроем, уже не могло быть речи, то Петру Ильичу пришлось принять приглашение Александры Ивановны Давыдовой провести с ее семейством лето на даче Мятлева, по Петергофской дороге.
Устроив все-таки, при помощи Ильи Петровича (только что вернувшегося с Урала), Анатолию поездку к сестре, он с Модестом поселился на все лето у Давыдовых.
Дача Мятлева до этого была уже хорошо известна Петру Ильичу, потому что находилась рядом с дачей Галова, где семья Чайковских проводила летнее время в бытность отца директором Технологического института. Петр Ильич любил эти места по воспоминаниям. 6 особенности нравилась ему Сергиевская пустынь, куца ходить по субботам ко всенощной было для него большой отрадой. Кроме того, эта дача представляла еще и то удобство, что рядом же, в расстоянии десяти минут ходьбы, поселился на лето Илья Петрович в семействе жены своей, так что видеться можно было ежедневно по нескольку раз. Словом, лучшей замены Каменке представить себе было трудно, но сожаления о ней все-таки не оставляли его.