Жизнь Чайковского. Часть IV (1866 — 1877)
№ 111. К А. И. Давыдовой.
Париж, суббота 20-го июля 1868 г.
<...> Ты уже, верно, знаешь, при каких обстоятельствах и при какой обстановке я поехал за границу. Обстановка эта в материальном отношении очень хороша. Я живу с людьми богатыми, притом хорошими и очень меня любящими. Значит, и в отношении компании хорошо. Тем не менее я сильно вздыхаю по отчизне, где живут столько дорогих для меня существ, с которыми я не могу иначе жить, как летом. Меня немножко бесит мысль, что из всех лиц, которые были бы рады прожить со мной три месяца, я избрал не тех, кого больше люблю, а кто богаче. Правда, что тут играет роль престиж «заграницы». История моих странствований чрезвычайно проста и даже неинтересна. Неделю прожили мы в Берлине и вот уже пять недель живем в Париже. Мы мечтали, уезжая, что побываем в самых живописных местах Европы, но вследствие болезни Шкловского и необходимости посоветоваться с одним знаменитым здешним доктором попали сюда, и нас держат здесь против воли. Время провожу следующим образом: встаю довольно поздно, иду завтракать и читать газеты. Возвратясь около 12 ч. домой, раздеваюсь совсем (жары здесь неописанные) и занимаюсь до самого обеда. В 6 ч. обедаем. Вечер провожу в театре. Нужно отдать справедливость Парижу. Нет в мире города, где бы столькие удобства и удовольствия жизни были доступны за столь дешевую цену. Театры здесь великолепны не по внешности, а по постановке, по умению производить эффекты удивительно простыми средствами. Например, здесь умеют удивительно хорошо разучить и обставить пьесу, так что без крупных актерских дарований пьеса производит гораздо лучший эффект, чем та же, исполненная у нас такими колоссальными артистами, как Садовский, Шумский, Самойлов, но небрежно разученная, сыгранная без ансамбля. Кстати, о Самойлове: я видел его здесь; он очень тобой интересуется и взял с меня слово, что в первом письме я передам его поклон. (В пятидесятых годах В. В. Самойлов бывал часто у Чайковских.)
Что касается музыки, то опять-таки скажу, что в различных операх, мною слышанных, я не встретил ни одного певца с замечательным голосом, но какое, тем не менее, замечательное исполнение!! Как тщательно все разучено, как все осмысленно, как серьезно все относятся к самым незначительным подробностям, сумма которых должна произвести надлежащий эффект. У нас понятия не имеют о таком исполнении.
Различные примечательности Парижа я уже видел в первый приезд, поэтому я совсем здесь не вел жизни туриста, бегающего по церквям, музеям и т. п. Я живу здесь, как человек, всецело преданный своему делу, и вылезаю из норы по вечерам. Нельзя не признаться, что для работающего артиста такая шумная, блестящая обстановка, как Париж, годится бесконечно менее, чем какое-нибудь Тунское озеро, уже не говоря о берегах хотя вонючего, но милого Тясмина (Тясмин — река м. Каменки.), имеющего счастье протекать мимо дома, в котором живут некоторые прелестные и дорогие мне особы. Как-то провели они лето? Через неделю мы уезжаем отсюда прямо в Петербург. Хочу съездить на несколько дней в Силламеги (Местечко близ Нарвы, где проводили лето Давыдовы и близнецы Чайковские.) повидаться с братьями и вашими (т. е. Давыдовыми).
В Силламеги Петр Ильич приехал в начале августа, прогостил там несколько дней и вместе с семей Давьщовых и братьями в мальпосте отправился в Петербург, откуда в конце августа — в Москву.
Кроме оперы «Воевода», Петр Ильич не сочинил ничего в течение сезона 1867 — 1868 г.
В письме от 25-го ноября он говорит, что кончил все 3-е действие; а стало быть, всю оперу, потому что вообще редко изменял правилу писать по порядку. Здесь же поставлен был в невозможность поступать иначе, ибо Островский давал ему либретто по действиям, а не сразу. К февралю инструментовка двух первых актов была кончена, и он принялся за третий. Извещая об этом, он прибавляет: «хочу вообще окончить оперу к лету». Коща потом он говорил так, то почти без исключения так оно и совершалось. Но на этот раз ему пришлось изменить себе, и партитура была кончена в Париже, летом.