Н. Н. Кондратьева. Воспоминания о П. И. Чайковском
С этого дня начинается общая до мелочей, чудная, интимная жизнь с милым Петром Ильичом. Его день проходил так: вставал он всегда в семь часов, шел купаться (река протекала у самого дома, купанье было чудное). Часто отец к этому времени тоже выходил на реку, и друзья встречались в купальне. К ним присоединялись двое или трое из братьев отца, гостивших у нас. Смех, веселые крики, шутки наполняли воздух, а я слушала с восторгом из своей комнаты, которая выходила окнами на реку. Купался Петр Ильич долго, затем возвращался к себе и пил чай или молоко с домашними сдобными булочками и крендельками, которые специально готовились для него. Этот утренний чай у нас каждый пил у себя когда хотел. Петр Ильич выпивал всегда два стакана, заменяя иногда чай молоком. Затем он заходил к моему отцу, и они отправлялись вместе на неизменную свою прогулку вдоль берега, через весь сад, огород, и другими дорожками — обратно домой. Сад был очень большой, и прогулка занимала много времени. Затем Петр Ильич заходил к нам поздороваться и поболтать и отправлялся к себе; занимался, просматривал утреннюю почту, читал. А в двенадцать часов приходил завтракать на террасу, куда все собирались к этому времени. Петр Ильич был большим гурманом: он любил вкусно покушать и каждый вечер у нас заказывал меню на завтрашний день. Летом же он предпочитал всему ботвинью со свежей рыбой или же осетриной и балыком, которые к нам привозили из города.
После завтрака все расходились по своим комнатам, а Петр Ильич заходил в детскую ко мне, рассматривал мои тетради, заставлял читать вслух; иногда задавал тему для сочинения, интересовался моими успехами. Затем мы с ним отправлялись в залу, где стоял большой рояль, и он меня подробно экзаменовал, заставлял играть наизусть то, что я знала, разбирать ноты, отгадывать то, что он наигрывал, говорить, в каком тоне написано; а иногда играл легкую пьесу со мной в четыре руки. Экзамен окончен, проверкой моих знаний он всегда оставался доволен, так как я была очень способной девочкой, любила учиться, а музыку обожала. Поцеловав меня нежно в лоб и похвалив как хорошую ученицу, Петр Ильич уходил к себе.
В пять часов мы опять сходились к обеду, затем гуляли все вместе, иногда катались на линейке, сидели на балконе, весело болтали, пили вечерний чай, ели фрукты, варенец и простоквашу, которые Петр Ильич очень любил. А после чая я отправлялась спать, они же садились за карты: Петр Ильич очень любил это занятие, и они винтили или банкировали до двенадцати часов, когда все отправлялись спать. Такой образ жизни Петр Ильич вел в обыкновенное время; когда же на него находила, как он говорил, волна вдохновения, он делался необщительным, сумрачным, ни с кем не разговаривал. С утра, выпив спешно два стакана молока, засунув в карман бумагу и карандаш и взяв с собой нашу дворовую собаку Дога, он уходил на целый день в поле и бродил там до вечера, набрасывая на бумагу ноты, музыкальные фразы, отрывки арий и пр. Иногда он возвращался к обеду, а иногда и позже. Выкупавшись, поев наскоро, садился за рояль и начинал наигрывать то, что написал за день. Но необычайно строгий к себе, Петр Ильич почти всегда оставался недоволен своей работой; тогда он рвал в клочки написанные листки бумаги и гневно бросал их, на завтра писал другие.
Иногда Петр Ильич возвращался усталый, но веселый. Я выучилась читать на его лице: доволен ли он своей работой. В эти дни, после общего обеда, он обращался ко всем со словами: «Ну, друзья мои, идем в зал, я сыграю вам наброски, а вы мне скажете свое мнение о них». Все бросались за ним, и слышались возгласы: «Бесподобно, божественно!» А он радостно улыбался. Много романсов и пьес для фортепиано и опер написал Петр Ильич у нас. С ним почти всегда приезжали, хотя на менее продолжительное время, его братья Модест и Анатолий. У Анатолия Ильича был чудный лирический баритон. Как он исполнял романсы своего гениального брата! Я много слышала знаменитых певцов и талантливых любителей, но ни один из них так не пел «Страшную минуту», «Слеза дрожит» и другие прелестные романсы Петра Ильича. Как сейчас вижу: сидит у рояля милая фигура в белой вышитой рубашке (Петр Ильич всегда ходил в деревне в русской рубашке) и аккомпанирует брату, а Анатолий Ильич, облокотившись на пюпитр, поет с таким чувством, с такой любовью эти знакомые, родные всем нам произведения Петра Ильича! И чудные звуки льются в тишине украинской ночи, и все слушают затаив дыхание молодого певца.
Когда «волна вдохновения» отходила от него, Петр Ильич становился снова ласковым, шутил со всеми. Он очень много гулял, целыми часами, и всегда уходил далеко; а мои родители не были ходоками и за пределы сада не выходили. Я же, наоборот, с детства очень любила прогулки. Какое же было счастье для меня, когда Петр Ильич, зная мои вкусы, говорил после обеда моей матери: «Мария Сергеевна, отпустите Диночку погулять со мной! Не бойтесь, мы к