Н. Н. Кондратьева. Воспоминания о П. И. Чайковском
Я совершила дивное путешествие, памятное мне на всю жизнь. Живя в Риме, я выучилась хорошо говорить по-итальянски, и Петр Ильич, который в совершенстве владел этим мелодичным языком, стал разговаривать со мной по-итальянски.
Из Рима мы поехали во Флоренцию и жили там три месяца. Петр Ильич провел часть времени [с 16 по 20 марта 1882 года] с нами. Туда же приехал в свадебное путешествие его брат Анатолий Ильич с молодой женой, и все мы проводили время вместе. Затем мы расстались, каждый уехал в свою сторону, и остались лишь воспоминания о счастливой жизни в Италии.
Вернувшись в Петербург, я опять принялась за окончание своего учения. Так как я была уже взрослая, то мне стали доступны многие удовольствия, которых я раньше не имела. У насбыл абонемент на симфонические и квартетные собрания, которые я очень любила. Мы очень часто бывали в опере, и когда шли произведения Петра Ильича (балеты и оперы), у нас всегда была своя ложа. Когда Петр Ильич бывал в Петербурге, он приходил сидеть с нами и прятался за портьеру, для того чтобы его не могла видеть посторонняя публика. Петр Ильич был ужасно застенчивый всю свою жизнь. В ореоле славы, когда буря аплодисментов потрясала стены театра и все требовали его выхода,— отвечать на эти вызовы было для него настоящей мукой. Он, бывало, убежит и спрячется в нашей ложе. <...> И за Петром Ильичом приходили и тащили его за кулисы. Какой жалкий и растерянный вид он имел, когда его торжественно выводили за руки артисты! Сейчас он передо мною, как тогда, в своем простеньком, будничном пиджачке, неловко раскланивающийся с яростно аплодирующей ему публикой и с выражением такого глубокого страдания на бледном лице, что мне было жаль его до слез. Один он никогда не выходил на вызовы, несмотря на самые упорные возгласы: «Автора, автора!» Всегда он выводил за руки или артистов, или дирижера Э. Ф. Направника (большого друга Петра Ильича).
В то время моего отца уже не было в живых. Он умер за границей, куда он поехал лечиться от тяжелой болезни. Петр Ильич и там навестил своего друга и провел с ним месяц, незадолго до его кончины. Но и после этого печального события отношение Петра Ильича к нам (к моей матери и ко мне) оставалось таким же, как и раньше при отце, дружественным. Петр Ильич был самым близким нам человеком. Летом он навещал нас на даче в Петергофе, и... когда уезжал в Клин (а сначала во Фроловское, близ Клина) или в Москву, мы всегда переписывались в дружеском, шутливом тоне6. Если он не мог приехать лично в Петербург ко дню моего рождения или к именинам, он всегда присылал телеграммы и подарки, никогда не забывал меня. Когда он уезжал за границу (в то время это случалось часто), он всегда привозил мне оттуда что-нибудь красивое и интересное. Он сочинял очень много в этот период и работал необычайно быстро. Он продолжал бывать в своей любимой Италии, которая его вдохновляла на его гениальные произведения. Вообще, где бы он ни находился, он всегда творил и творил.
Мне (его любимой Диночке) была посвящена маленькая салонная пьеса «Valse bluette», а моей матери — «Valse de salon»7. Общение наше было постоянное и не прерывалось никогда. Петр Ильич любил бывать у нас в доме, пообедать запросто (всегда без посторонних) и повинтить. С ним всегда приходил Модест Ильич с воспитанником Конради, племянники Боб и Дмитрий Давыдовы, Александр Литке, иногда бывал Апухтин. Модест Ильич или Боб (кто не садился за карты) играл со мной в четыре руки, а Петр Ильич заказывал нам программу. Иногда он обедал у нас и чаще, но по воскресеньям уж обязательно (это был день семьи Чайковских).
Когда Петр Ильич приезжал в Петербург, он жил у брата Модеста, где у него была своя комната. В Петербурге Петр Ильич любил принимать артистов, родных и друзей за обедом или за ужином после театра. Мы всегда бывали приглашены, и я ужасно любила эти встречи с такими интересными людьми из Музыкального и драматического мира. Родственники Петра Ильича отличались необыкновенной симпатичностью. Особенно была обворожительна его сестра Александра Ильинична Давыдова, в которой была обаятельная прелесть ее великого брата (они были очень похожи лицом). Прелестен был Боб. Очень симпатична двоюродная сестра Петра Ильича Анна Петровна Мерклинг. Вообще все они без исключения — кузины, племянники и племянницы — унаследовали частицу обаяния Петра Ильича. В этом кругу весело и приятно проходило время. Часто встречались мы все у гостеприимного хозяина, а иногда и у нас.
Неотразимо обаятельный, с присущей ему одному удивительной, чарующей симпатией, Петр Ильич страдал временами меланхолией. На него нападала такая тоска, такое недовольство собой и всем окружающим, что он места себе не находил. Во время таких припадков он, всегда такой общительный и радушный, избегал всех людей, даже близких, и разъезжал из одного места в другое: из Петербурга в Клин, в Москву, за границу, нигде не находя себе покоя.