А. В. Панаева-Карцова. Воспоминания о П. И. Чайковском
Вернувшись из-за границы, мы поселились в Царском Селе, а через год я поступила на сцену, и после моих дебютов в Милане мне пришлось, вследствие некоторых семейных обстоятельств, выбрать трехмесячный ангажемент в Московскую итальянскую оперу.
В этот сезон мы часто виделись с Петром Ильичом, с которым мы уже породнились через мужа: мать его была рожденная Чайковская.
Моя старшая полуторагодовалая дочка, увидав как-то Петра Ильича, входящего к нам, приняла его за любимого деда и, побежав навстречу, потянулась к нему на руки. Петр Ильич, приняв это на свой счет, умилился до слез и с тех пор возымел большую нежность к девочке. Я не стала объяснять ему, в чем дело, тем более что благодаря его ласкам Оля успела полюбить самого дядю Петю. Наезжая в Москву из Клина, он непременно заглядывал к нам, и мы нередко обедали вместе у Тестова.
Как то раз во время обеда мы услыхали, что случился пожар, горел какой-то завод. Петр Ильич, вскочил с места, обратился к мужу:
— Жорж, пойдем с нами,— то есть с С. И. Танеевым, обедавшим тоже с ним. Они проводили меня домой, а сами втроем побежали на пожар. Оказалось, как он мне сам признался, вернувшись поздно с пожара, он очень любил это зрелище.
В эту зиму ставили в Большом театре «Черевички», и Петр Ильич сам дирижировал премьерой8. Памятный для него вечер и по огромному успеху, и по тяжелой утрате, постигшей его в этот вечер. Неожиданно скончалась его любимая племянница Таня Давыдова, нечаянно отравившаяся слишком большой дозой укола морфия на маскараде в Дворянском собрании. Узнали мы об этом в театре от мужа младшей сестры покойной, который получил телеграмму с печальной вестью и тотчас приехал в театр к нам в ложу с целью проследить за тем, чтобы кто-нибудь не проговорился Петру Ильичу о случившемся до окончания спектакля. Тяжело было видеть его за дирижерским пультом среди шума восторженной публики. В одной из перемен картин, продолжавшейся по крайней мере минут пятнадцать, аплодисменты не прекращались, что, по-видимому, даже утомило предмет этих оваций, так как он перестал поворачиваться с поклонами к публике и сидел спиной к ней на своем месте в ожидании поднятия занавеса.
Ему преподнесли массу цветов и между прочим большой лавровый венок от имени Оли Карцовой. На другой день я послала узнать о здоровье Петра Ильича и получила записку от его племянницы, что он здоров и перенес нанесенный ему судьбой удар лучше, чем можно было ожидать, и уже уехал в Клин. Оттуда он написал мне письмо, в котором рассказал, как его лакей пришел к нему в кабинет во время его работы за лавровым листом для щей и, прочитав карточку, приколотую к ленте, спросил, кто такая Оля Карпова. Только таким образом узнал он, что и мы чествовали его в день торжества «Черевичек», и очень умилился, что венок от имени Оли, а я, благодаря этому, получила милое письмо от милого, милого человека.
Во время одного из юбилеев Глинки ставили «Жизнь за царя» и в Итальянской опере, и в Большом театре, куда меня пригласили исполнить роль Антониды9. Петр Ильич присутствовал на обоих представлениях и остался настолько доволен моим исполнением, что задумал поручить мне роль Чародейки, о чем неоднократно со мной говорил. Испробовав дирижерство, он не отказался от филармонического концерта в Петербурге, который должен был состояться исключительно из его произведений10. Он пригласил и меня участвовать в нем, и мы с мужем выехали за два дня до концерта в Петербург. Петр Ильич провожал нас, и я уже сидела в вагоне, когда он вдруг протянул мне рукопись первой арии Кумы из «Чародейки» и напечатанные уже последние его романсы с просьбой исполнить и то, и другое в предстоящем концерте.
— Если это вам не трудно, если они вам понравятся, если будет время вам разучить, если... если... если... а то, ради бога, не нужно, не стесняйтесь отказом... бросьте и т. п.,— с его обычной чрезмерной деликатностью.
Само собой разумеется, я не только не бросила, а тут же в вагоне начала тщательно разучивать арию и очаровательные романсы: «Я тебе ничего не скажу», глубоко драматические «Ночи безумные» и «Я вам не нравлюсь». Я, конечно, приложила все старания, чтобы оказаться достойной доверия композитора. Успех мой был обеспечен, раз я выступала с произведениями любимца публики, да еще под его дирижерством.