А. В. Панаева-Карцова. Воспоминания о П. И. Чайковском
Петр Ильич посмотрел сердито-иронически на брата и пожал плечами. Затем, обращаясь к своим собеседникам:
— У меня тут такая неприятность, а она поздравляет.
На меня все посмотрели укоризненно.
— Si vous la prenez sur се ton la (Если вы это так воспринимаете — фр.),— вырвалось у меня в свою очередь раздраженно,— прощайте,— и, повернувшись, я быстро направилась в залу первого класса. Я слышала, как кто-то побежал за мной вдогонку и голос Петра Ильича:
— Александра Валериановна... Таточка, подождите, подождите, не сердитесь.
А я шла все быстрее и крикнула ему: «Нет, нет, пока вы не в духе, я не хочу с вами говорить».
Вот последнее мое свидание с ним.
По дороге в Петербург Модест Ильич пришел к нам в купе, говорил мне, что брат был так расстроен и разочарован тем, что он, Модест, не собирается у него погостить, как обещал, что не мог удержаться от движения нетерпения. Он поручил Модесту просить у меня прощения и сказать, что он вскоре будет у нас в Петербурге. Само собой разумеется, я не могла долго сердиться на горячо любимого композитора и спокойно ждала обещанного посещения, без всякого предчувствия, что оно не осуществится по роковому стечению обстоятельств.
По случаю болезни я не попала на исполнение Шестой симфонии, которой дирижировал сам композитор с колоссальным успехом11. После концерта он провожал домой свою кузину Анну Петровну Мерклинг, с которой был очень дружен чуть ли не с детства. Она одна из первых его оценила, обожала его талант, и он постоянно делился своими впечатлениями, мыслями, планами с ней. В этот раз он спросил ее, поняла ли она, что выражает новая его симфония. Она ответила, что, кажется он описал в ней свою жизнь.
— Да, ты угадала,— обрадовался он и начал ей объяснять ее. Первая часть — детство и смутные стремления к музыке. Вторая — молодость и светская веселая жизнь. Третья — жизненная борьба и достижение славы. — Ну а последняя,— добавил он весело,— это «De profundis» (Молитва об умершем — лат.), чем все кончаем, но для меня это еще далеко, я чувствую в себе столько энергии, столько творческих сил; я знаю, что теперь создам еще много, много хорошего и лучшего, чем до сих пор.
Вот в каком настроении был композитор накануне своей кончины 12.
Прождав его напрасно в назначенный день к обеду, вечером я поехала к моей матери, у которой застала Анну Петровну Мерклинг, и пожаловалась ей на то, что Петр Ильич меня обманул и не приехал к обеду, как обещал.
— Да разве вы не знаете, что он был очень болен,— удивилась Анна Петровна,— у него была холера, но, слава богу, доктор его спас, и он теперь на пути к выздоровлению. Я у него сегодня была, но меня еще к нему не впустили.
И тут она рассказала мне весь ход болезни со слов братьев композитора. С ним возились всю ночь оба брата Бертенсоны; они остановили болезнь, и Петр Ильич с умилением благодарил Льва Бернардовича, называя его своим спасителем.