В. П. Погожев. Воспоминания о П. И. Чайковском
2. «ЕВГЕНИИ ОНЕГИН»
Значительно больший запас сведений связан в моей памяти с постановкой «Евгения Онегина». Первое представление этой оперы состоялось в петербургском Большом театре в пятницу 19 октября 1884 года при следующем составе артистов: Татьяна — Павловская, Ларина — Конча, Ольга — Славина, Няня — Бичурина, Онегин — Прянишников, Ленский — Михайлов, Гремин — Карякин, Трике — Муратов и Ротный — Соболев.
Отчетливо запомнился мне восторг публики при подъеме занавеса в четвертой картине, в которой под звуки знаменитого теперь вальса двигались ярко освещенные, в оригинальных костюмах, пары танцующих гостей Лариной. Представляет интерес краткий отчет об одном спектакле в очередном донесении главного режиссера Петербургской русской оперы Г. П. Кондратьева. Позволю себе здесь маленькое отступление.
Эти донесения-дневники, по мысли и поручению И. А. Всеволожского, частным образом представлялись ему, собирались, отдавались в переплет и сохранились у него за 15 сезонов, начиная с сезона 1884/85 года и кончая сезоном 1889/900 года. Оставляя в 1898 году управление театрами, И. А. Всеволожской подарил эти дневники в мое личное распоряжение. Страдая несомненной субъективностью, неполнотой, местами хвастливостью, а местами наивностью и в большинстве случаев весьма посредственно редактированные, дневники эти, тем не менее, представляют несомненную ценность для истории театра. Это не имеющие, пожалуй, примера фотографические современные записи явлений театральной жизни. Следует, между прочим, отметить здесь докучный лейтмотив, проходящий по всем почти донесениям Г. П. Кондратьева. Содержание этого лейтмотива— неуклонное порицание главным режиссером русской оперы порядков монтировочной, то есть обстановочной, части. Вражда управления труппы с распорядителями и работниками гардеробной, бутафорской, декорационной, машинной и осветительной частей роковым образом была непримиримая. Это были своего рода гвельфы и гибеллины2. В этой вражде обе стороны были виноваты, но, по правде сказать, преимущественно вина падала на режиссерскую и артистическую часть: на запоздание с заказами, с примеркой, с переменой моделей и рисунков, на поощрение нередких капризов артистов и на забывчивость в своевременных указаниях. Всякие неудачи и огрехи в области обстановки всегда валились на плечи монтировочной части. При всяком удобном случае и режиссеры, и артисты, и даже статисты порицали и жаловались: кто на декоратора, кто на бутафора, кто на портного, а кто и на машиниста. Конечно, бывали неисправности и со стороны монтировочной части, но, в большинстве случаев, она являлась той чалмой на голове масленичного турка, битьем по которой мог измерять свою силу всякий, кому не лень. Г. П. Кондратьев был особенно старателен в этом упражнении, находясь в непрестанных пререканиях с начальником монтировочной части петербургских театров П. П. Домерщиковым.
В упомянутом дневнике Кондратьев писал так: «19 октября 1884 года спектакль № 29 оперы „Евгений Онегин" (сбор 3285 руб. 65 коп.).
Сегодня тринадцатый спектакль в этом месяце; „Онегин" — тринадцатая опера в этом сезоне, но, несмотря на дурную примету, опера состоялась, прошла блистательно и имела большой успех.
Первая картина, чрезвычайно тонкая и изящная по сочинению, была встречена холодно. Порыв аплодисментов по окончании картины был остановлен шиканьем. Самый обыкновенный по музыке, но доступный для толпы хор был повторен.
Вторая картина, скорее симфоническая, чем вокальная, понравилась, главным образом, благодаря умному, горячему и талантливому исполнению Павловской.
Третья картина была принята уже разогретой предшествовавшей картиной публикой — хорошо. Громадный успех имел бал, блестящий по музыке и обстановке, удачный по постановке, планировке и исполнению, интересный по разнообразию сценических положений, по музыкальным эффектам и по неожиданной и быстрой (не растянутой) драматической развязке. Этой картине обязана будет опера, если твердо установится на репертуаре.
Картина дуэли написана чрезвычайно талантливо, она прекрасна по своей сжатости, простоте и выдержанности мрачного колорита всей картины. Ария Ленского трогательно поэтична, дуэт в высшей степени оригинален и интересен.