В. П. Погожев. Воспоминания о П. И. Чайковском
Я так страстно желаю, чтобы моя вера в талант г-жи Шпажинской была основательная, что, быть может, заблуждаюсь, но, ей-богу, мне кажется, что пьеса очень хорошенькая и что с Ильинской в роли Вали она будет очень нравиться. Все авторские права, то есть назначение ролей и т. д. (разумеется, за исключением платы), она передала мне.
Если же я ошибся и „Змееныш" никуда не годится,— простите, что обеспокоил Вас. Надеюсь в более или менее близком будущем быть в Петербурге и повидать Вас.
Искренне преданный П. Чайковский».
Разумеется, я тотчас выразил полную готовность исполнить просьбу Петра Ильича и, долго не получая пьесы г-жи Шпажинской, телеграфировал Чайковскому запрос по этому поводу. Почти в то же время Петр Ильич был озабочен постановкой его «Евгения Онегина» на сцене Пражского театра («Narodni Divadlo» — «Народный театр» — чешек.) и просил меня помочь этому театру высылкой необходимых руководящих в постановке материалов. Общими силами с главным режиссером оперы Г. П. Кондратьевым и с начальником монтировочной части П. П. Домерщиковым мы собрали все, что было возможно, и выслали в Прагу: mise en scene, монтировку, рисунки костюмов и все необходимые указания по постановке «Онегина». Сообщая обо всем этом в письме к Чайковскому, я упомянул о неполучении рукописи «Змееныша» и, между прочим, спросил о ходе работ по композиции «Спящей красавицы». В ответ на это получил следующее, немного тревожное, послание Петра Ильича:
«1 октября 1888 г., с. Фроловское.
Многоуважаемый и добрейший Владимир Петрович!
Я только что вернулся из Москвы, где был на панихидах и похоронах старого друга моего Губерта. Эта поездка задержала мой ответ Вам. Прежде всего благодарю Вас от всего сердца за Ваши хлопоты о посылке в Прагу рисунков и обстановки „Онегина". Я знал, что Вы мне не откажете, но, право, не предвидел, что Вы так близко к сердцу примете это дело и что Ваша дружеская готовность помочь мне прострется так далеко! Не нахожу слов, чтобы высказать Вам, как я тронут и благодарен за внимание и сочувствие. Потрудитесь, пожалуйста, и Геннадию Петровичу передать мою искреннюю благодарность. Теперь насчет постановки я спокоен, а что касается музыки, то искажений темпа и т. п. не будет, ибо я сам буду вести последние репетиции и дирижировать на первом представлении.
Судьба „Змееныша" приводит меня в отчаяние. Я выслал его Вам из Клина заказной бандеролью 11 сентября (весу 13 лотов), и расписка у меня сохранилась. Посылал справиться в контору тотчас же по получении Вашей телеграммы и ответ получил, что пьеса своевременно была несомненно отправлена. Что теперь делать, Владимир Петрович, и придумать не могу! Мне кажется, что она все-таки где-нибудь в конторе, что Вам забыли ее передать, что она где-нибудь валяется и что, одним словом, искать ее следует около Вас (я еще раз наведу здесь справку о „Змееныше"). Ради бога, поручите кому-нибудь из подчиненных Вам чиновников произвести маленькое, но обстоятельное следствие! Если же окажется, что вещь окончательно пропала, то тогда я напишу авторше, чтобы по черновым она поспешила воспроизвести ее сызнова. Разумеется, во всем этом большого несчастья нет, но все же досадно, что время пропадает.
Относительно балета скажу Вам, что сюжет его мне очень нравится и что я с величайшим удовольствием займусь им. Я подчеркнул займусь, ибо я еще ни одной ноты не написал. Мне необходимо, прежде чем приступить к сочинению, обстоятельно переговорить с балетмейстером. Собирался я быть в Петербурге в сентябре, но этого не случилось, а теперь, будучи задержан спешным окончанием двух больших симфонических сочинений (Одно из них — увертюра-фантазия «Гамлет», другое — симфония № 5.— примеч. И. Глебова), я безвыездно останусь в деревне до конца октября.
Около 1 ноября буду в Петербурге на довольно продолжительное время и при этом повидаюсь, уговорюсь с балетмейстером насчет того, как, что и когда нужно. Во всяком случае, ввиду предстоящих поездок, я могу представить в Дирекцию партитуру балета не ранее как к началу будущего сезона, то есть приблизительно через год. Так как, по-видимому, Вы считали музыку к балету уже в зародыше существующей- то я боюсь, как бы Иван Александрович не считал меня способным написать музыку эту еще в течение нынешнего сезона. Потрудитесь, добрейший Владимир Петрович, сообщить ему все это. До свидания! Еще раз от всей души благодарю Вас.
Ваш П. Чайковский.
Супруге Вашей и Ивану Александровичу шлю усердные свои приветствия».