В. П. Погожев. Воспоминания о П. И. Чайковском (Комментарии)
27 декабря 90.
На этом месте меня прервали, а затем повседневная суета лишила меня возможности приняться за перо, а главное, сосредоточиться на старании ясно выразить то, что и в моей собственной голове не уложилось систематически. Прежде всего, прошу Вас помнить, что Вам пишет дилетант, не имеющий никакого серьезного знакомства с музыкой, но по-своему в ней искусившийся и даже сам поющий с пятилетнего возраста, „как" и „что" поющий — не^ спрашивайте, но... поющий. Время, знакомство с образцами (хотя, может быть, и не всегда в удачном подборе), наконец, сама судьба, сунувшая меня в театральное дело, выработали во мне то, что принято называть взглядом ва^ музыку, но я боюсь назвать это взглядом... не всякому, конечно, в этом сознаюсь, иногда даже такого форсу на себя напущу, что профанам может показаться, что я собаку съел... но Вам-то я скажу попросту: вероятно, я ничего не понимаю, но мне хочется впервые и именно перед Вами разобраться в моих мыслях о музыке вообще, а о Вашей — в особенности (почему о Вашей — объясню далее). Пускай меня спросят: хороша ли музыка Гугенотов"? — хороша, а "Руслана"?— хороша, а „Лоэнгрина"?— хороша, а „Фауста"? — хороша...
и т. д. Далее спрашивают меня, какой у меня критерий для определения „хороша" или „дурна" — критерий очень простой, а может быть, даже и грубый: если у меня мурашки по спине бегают и слезы на глазах появляются,— значит, по-моему, хороша. Как я отличаю одного композитора от другого? Во-первых, я не сумею сказать, чтобы я мог их отличить вообще, но, в частности, могу узнать Глинку по аккомпанементу, Вагнера по какой-то торжественности, которую и объяснить не сумею... вот и все (впрочем, нет,— я могу еще отличить Шеля по отсутствию какого бы то ни было характера). Но есть один композитор, которого я всегда и во всех мне известных его произведениях отличу, в этом отношении я себе несколько раз экзамен делал и ни разу не срезался. Этот композитор — Чайковский. Вы не подумайте, ради бога, что я хочу Вам какие-то любезности говорить. Нет, я говорю серьезно и именно в этом письме хочу (не знаю, что выйдет) проанализировать впечатление, производимое на меня музыкой Чайковского.
Вы, конечно, читали „Детство и отрочество" Толстого? Вероятно, и на Вас и на всех других, читавших это произведение, оно производило один и. тот же эффект: Вы читаете мысли, которые и Вам в свое время в голову приходили, — вспомните картины, которые когда-то мелькали и перед Вами, и все это восстанавливается в Вашей голове в такой музыкальной правдивости, подробности и полноте и все настолько Вам знакомо, что в первую минуту Вы чувствуете даже досаду на то, что Вам раньше не пришла в голову мысль воспроизвести этот простой по-видимому, даже наивный синтез, эта в первую минуту; и только позднее, вдумавшись, Вы начинаете чувствовать величину таланта, с которым написана эта вещь! И талант этот заключается, главным образом, в собирании и обощении тех мелочей жизни, которые сами по себе не останавливают ничьего внимания, они ничтожны, как тиканье часов, которое настолько обыкновенно, что навыкнувшее к нему ухо перестает его слышать до тех пор, покуда внимание не будет обращено именно на это тиканье. Попробуйте прекратить это тиканье. Вы будете чувствовать, что чего-то не хватает, а чего? даже не сумеете доискаться... А талант доискивается, он инстинктивно чувствует и неполноту картины, и то, чего не хватает.
Может быть, Вы помните, Петр Ильич, наш мимолетный разговор после репетиции „Пиковой дамы"? Я сказал, что опера всем хороша, кроме того, что она написана Чайковским, а не мною... такая фраза до того бессмысленна, что ее иначе, как с претензией на остроту, и сказать нельзя, между тем я острил только наполовину, а в сущности у меня мелькала мысль, почему мне не может удаться такой подбор звуков, при которых может обрисоваться картина, давно мне знакомая и именно такая, какую я знал в связи именно с этими звуками... иначе говоря, я думал и чувствовал то же самое, что и после чтения „Детства и отрочества" или после чтения некоторых вещей Гоголя, Тургенева, Достоевского, того же Толстого. Не знаю, понимаете ли Вы, что я хочу сказать, чувствую, что многословно, но хочется пояснить подробнее, чтобы хоть отчасти быть понятным.